Опер усмехнулся и пояснил, что Светочкина родственница работает санитаркой в районной больнице, и кроме бесплатных лекарств, которые она оттуда таскает, дает им вполне квалифицированные советы.
Кусакин одобрительно качнул головой, вздохнул, и пожелал молодой паре удачи.
На второй день после убийства, часов около одиннадцати, Гордейцев залетел в кабинет Кусакина и гордо положил ему на стол несколько листов бумаги.
— Вот, — возбужденно сказал он. — Созналась старая. Все в деталях описала, как колотила, за что, как в дом попала. Крючок на задней двери щепкой подняла.
Не поднимая головы, Кусакин начал читать явку с повинной.
— А с чего это она разговорилась, — спросил он, не отвлекаясь от чтения. — Два дня как рыба об лед молчала, а тут, на тебе.
— Не знаю, — затараторил Гордейцев. — Сначала тоже упиралась все, хмыкала, крестилась, богом клялась, что ни при чем. А я ей говорю, ну все, бабуля, кончилось мое терпение. Бог, говорю, на небе, а я здесь. Встал и наклонился к ней. Ну так, попугать. А она глаза вытаращила, и давай меня крестить. Я засмеялся, а бабуля говорит, все напишу, только больше не приходи. Я бумагу дал, она пишет, на меня смотрит, крестится, и меня крестит. Мне чего-то даже смешно стало. Раскололась старушенция.
Кусакин дочитал довольно толково написанную и грамотно оформленную явку с повинной, и поднял глаза.
Гордейцев замолчал и уставился на начальника. Кусакин замычал и начал хохотать. Говорить он не мог, только ржал во все легкие.
На шум зашел его зам и еще один опер. Взглянув на Гордейцева, они тоже начали хохотать. Да и было с чего.
Когда-то розоватое, лицо удачливого опера сейчас было ярко-желтым. Желтыми были торчащие из рукавов свитера руки, и даже белки глаз.
Как позже выяснилось, на цвет кожи оказали действие чудодейственные лекарства от шлака. Организм дал какую-то реакцию на снадобья, и Гордейцев пожелтел.
После этого он перестал доверять медицинским познаниям своей жены, а чистил кожу водкой, уйдя в трехдневный запой.
Как стало известно, пожелтел он резко, во время допроса бабули. За кого она его приняла, неизвестно, но в убийстве созналась.
Трифоныча Кусакин, пользуясь своими временными правами начальника криминальной милиции, освободил досрочно, и на прощание предостерег его от излишних увлечений медициной без разрешения врачей.
