Копьё Георгия Победоносца - Константин Павлович Бахарев

Небо над городом треснуло и вспыхнуло. Гули-опа вздрогнула и уронила чашку. Горячий чай потёк по столу, окружая блюдечко с самсой.

— Чего испугалась? — хмыкнул Карим-бобо, покачав головой. — Салют из пушек стреляют! Говорил тебе, пойдём глянем, с рынка хорошо видно.

— Я всегда боюсь, — Гули-опа, кряхтя, поднялась, взяла тряпочку с перил деревянного топчана, где сидела, поджав ноги, и начала вытирать стол.

— Раньше такого не было, — пробормотала она. — Покричат, на лошадях поскачут, кумыса выпьют и всё. Придумали эти пушки. Это от урусов пошло. Они всегда что-нибудь придумают.

Старики замолчали. Карим-бобо налил чаю себе и жене, взял горячую ещё самсу и начал есть. В небе танцевали цветные узоры, по стенам дворика метались причудливые тени.

— Завтра пойду к Назару, — Карим-бобо стряхнул крошки на пол. — Он утром звонил, говорит, что Хусейн появился.

Гули-опа снова вздрогнула, из чашки пролился чай. Старик махнул рукой и засмеялся.

— Что-то ты заволновалась, любимая! — он осторожно взял чашку из рук жены и поставил на стол. — Уж не ты ли его вызвала? А?

— Дурак ты, — обиделась Гули-опа. — Нужен он мне, недотёпа.

Карим-бобо засмеялся, вытирая глаза.

Рано утром, ещё впотьмах, когда над крышами Самарканда разнёсся хриплый вопль соседского петуха, старик встал, умылся, поправил одеяло на спящей Гули-опа и взяв палку, пошёл к Назару. На улице Чорраха было тихо. Только в угловом доме, где пекли хлеб, хлопнула дверь.

«Руслан не спит, молодец», — подумал о хлебопёке Карим-бобо, спохватился и вытащил на обочину дороги свой штендер с завлекающей надписью «Тандирли Туграма Самса». Поставил его к стенке, покрытой трещинами, посмотрел по сторонам и двинулся налево. Постукивая палкой по асфальту, старик быстро вышел к перекрёстку улиц Чорраха и Имама аль Бухари. Скоро намаз, а ворота мечети Ходжи Зиёмурод ещё закрыты. Остановившись и прикрыв глаза, Карим-бобо пробормотал короткую молитву во славу аллаха и верного его слуги Джирджиса, похороненного здесь.

— Что таскаешься с утра пораньше, старый дурак?! — вдруг услышал он сиплый крик.

Покрутив головой, Карим-бобо увидел, как через дорогу, размахивая чётками, идёт мулла Фаткулло.

— Зачем кричишь?! — возмутился Карим-бобо. — Почему такой плохой ты? Скоро намаз, надо богу радоваться, а ты как дикий шайтан с утра прыгаешь.

Фаткулло, не отвечая, прошёл рядом и принялся открывать ворота мечети.

— Обижается до сих пор, — бормотал Карим-бобо. — Что забыл про него тогда, не прославлял. А когда мне было им заниматься? Джирджиса вот привёз из Дамаска, сейчас не нарадуется, никому не даёт в мечети этой работать. Только сам. А если бы я не привёз? Чем бы занимался аль-Бухари? Сидел бы в пыльной своей Бухаре и бубнил себе под нос, что всё плохо. Тьфу!