Я выпила шампанского, и душа моя стала теплеть к моим новым родственникам по линии Тахтабая, я только не понимала, кто чей сын и кто на ком женат.
Хоня, Моня, Илья, Авраам, сын полка Тима Блюмкин, муж Хониной сестры Вова, Соломон, а также с младых ногтей не склонный мыслить оригинально Миша Пауков изумленно глядели на творящееся. Особенно был изумлен Изя-старший. Благодарны Богу, он все-таки почтил нас своим присутствием, а то у Изи почтальон, чтобы не разносить по дому почту, выкинул содержимое своей сумки в мусоропровод. Придя на работу, это обнаружил мусорщик — он открыл помойку — а там куча писем и открыток, в том числе наше приглашение на свадьбу.
И хотя прямо в приглашении Йося предупреждал, что свадьба — фиктивная, все наши — скопом — приволокли нам в подарок один старый добрый полосатый матрац. Чистый конский волос! Этот матрац еще слышал нежный шепот и воркование токующего основателя рода Пиперштейнов контрабандиста Бени. Именно на нем жил и умер дедушка Аркадий, на нем были зачаты Изя-старший с семьей, Илья, Авраам, Хоня, Моня, Иосиф, Хонина сестра, не говоря уже о более поздних наслоениях. На нем теперь предстоит мне болеть, спать, валяться, заниматься любовью, смотреть телевизор и умереть в кругу плачущих правнуков и внуков. Ведь конский волос вечен. В саркофагах скифских воинов находили скелеты лошадей и неподвластный тленью конский волос.
Один Соломон не выдержал и добавил от себя к матрацу два толстых тома «Карта дорог Южной Америки», а дядя Миша Пауков преподнес нам с Тахтабаем книгу «Способ сохранения молодых садов от зайцев».
Фира как села, давай сморкаться по-раблезиански. Все забеспокоились — не дует ли ей от окна.
— Нет, что вы, — ответила Фира. — Это у меня аллергия на иногородних.
В конце концов, Йося на очередной Фирин гвардейский чох заметил во всеуслышанье:
— Фира! Помимо твоих физических недостатков у тебя появилось много вредных привычек.
Карлики — корявые, горбатые, косолапые — так и покатились со смеху.
— Ой, ну вы идиоты! — восхищенно сказала Фира. У нее было отличное настроение.
А Йося — благодушно:
— Раскованно смеяться надо учиться. Я раньше не мог раскованно и громко смеяться. Улыбался — постоянно, по поводу и без повода. На войне, помню, отдали меня под трибунал. А я стою и улыбаюсь. Мне говорят: «Ты что улыбаешься?» А я улыбаюсь и все. И ничего не могу с собой сделать. Это был показательный трибунал. Вот сидят мои товарищи. Как мне не улыбаться?
