Дни трепета | страница 27
— Он тяжело вздохнул и погладил по голове сына.
А Тахтабай сидит — руки свои рассматривает.
— Йося, Йося, — говорю я. — Неужели тебя не растрогала трагическая история этой семьи? Они и так хлебнули, горя! То колдуны, то качели… Давай полюбим их, и нам за это воздастся на небесах?!
Фира плакала уже чистыми слезами. Но Йося все еще подозревал неладное.
— Зачем ты кружишь голову людям, больным полиомиелитом? — сказал он мне с укоризной. — Вдруг это жулики?..
— Нет, Йося, это не жулики! — говорит Фира. — Я же вижу человека насквозь. А что он слова не выговаривает, так это пустяки. Я помню, когда я училась в университете, у нас в группе училась девушка на романо-германском отделении. Ее спрашивают: как будет «рыба»? Она: «фиш». — «„Фыш“ надо говорить!» — «Фиш!» — «Фыш!» — «Фиш!» — «Скажи: „рыба“! — „Риба!“…»
— Женщина! — говорит Йося. — У вас с Милочкой рассудка кот наплакал, а я ответственный квартиросъемщик.
— Да что бояться?! — воскликнул Афросиаб. — Почему страхи так наполняют ваши души, люди???
— Вспомни Тахтамыша! — кричу я. — Как он поет героические сказания!.. Ведь я дала ему слово! Пусть мой жених спокоен будет в Мекке. Он находится в дальнем походе и должен твердо знать, что мы тут уважаем его желания и сокровенные чаяния. Чтоб он не нервничал, я готова выйти за всех его братьев и за его папу в придачу. Сто против одного, — заявляю я в страшной запальчивости, — что твои внуки, Иосиф, будут не ниже… метра восьмидесяти шести, ты же слышал, отца Тахтамыша приглашали в сборную американского университета, и будь Афросиаб негром, то, может быть, даже выше, в профессиональную лигу — НБА, он играл бы, как Майкл Джордан, а ты знаешь, как играл Майкл Джордан, я видела два раза по телевизору. Йося, Йося, ты можешь себе представить, он прыгает — и не опускается. Все уже опустились, а он висит в воздухе… Жалко, он теперь не играет. Ты знаешь, его отца убили какие-то подонки. Он ехал на машине, а они взяли и пальнули по нему… У них там много оружия на руках. Представляешь? Убить отца Майкла Джордана. Я так плакала… И вот теперь он… бросил баскетбол и занялся бейсболом.
— Милочка, ты что, им поверила? — кричит растрепанный Иосиф.
— Да! — отвечаю я.
— И я им верю! — говорит Фира. — У них очень честные глаза.
— Получается, что я один не верю?
Воцаряется большая пауза.
— …И что самая черствая душа у меня в семье — у меня?
Мы молчали.
— Если б он был хотя бы полуеврей! — снова закричал Иосиф. — Хоть четвертьеврей! Хоть одна восьмая доля!.. А то вообще непонятно кто!