Всемирный следопыт, 1928 № 01 | страница 31
Вдруг Сухожилов бегом возвратился ко мне и исчез в кустах, что были на нашем пути…
— Куда ты? — не выдержал я.
— Кажись, на эту сторону махнул, а ты все же гляди назад! — успел он бросить мне, исчезая в густой листве кустарника, и, вслед за этим, я услышал сначала три выстрела, потом реп тигра, а затем и голос моего спутника…
— Держи коней! Там где-то другой зверь… Как бы не оборвались!
Я с тревогой оглядел кругом местность. Речонка попрежнему бурлила и пенилась. Кони трясли головами и пряли ушами. Все было тихо. Но для безопасности я, улучив минуту, выкинул из своего центрального ружья патроны с картечью и сейчас же засадил в патронники пули.
— Эй, Алексеич, выезжай-ка! Пожалуй, до темноты он не нападет! — услышал я издалека голос Сухожилова и сейчас же повел коней на его. голос.
Подъезжая к нему я с удивлением заметил, что он пристально рассматривает ноги нашего вьючного коня.
— А это совсем плохо, — указал он на длинную рану. — Видать, когда он провалился между бревен, так и ссадил ее. Сейчас он только прихрамывает, а завтра может и совсем стать. Пока рана горячая, ее бы медвежьим салом.
— А где нам найти сало?
— Сейчас подумаем. Постой, тут недалеко мой приятель живет; китаец, зовут его Ха-Ли-Чан. У него такое снадобье всегда есть. Завернем к нему. Кстати, там и переночуем. Без крыши сегодня будет спать неудобно.
— Что ж, давай, заедем. Тебе лучше знать, — согласился я, направляясь за ним.
Дорога снова потянулась узкой тропой, с корягами, с павшими деревьями и россыпями. Солнце заходило, и сумерки окутывали лес и горы. Кони то и дело спотыкались и клевали мордами вниз. Колючие ветви кустарника и разросшиеся ели хлестали по лицу. Приходилось наклоняться, и я в душе уже ругал моего приятеля, желая сейчас же заночевать, хотя бы и под открытым небом.
Вдруг вдали мелькнул огонек, и вслед за ним мы услышали высокий, гортанный, характерный для китайцев, крик.
— Неладно что-то у Ха-Ли-Чана, — пробурчал с тревогой Сухожилов.
— Как неладно? — насторожился я.
— Вишь, китайцев много, а у него всегда всякий ихний сброд собирается. Тут и хунхузы, и соболевщики и искатели жень-шеня[8]). Как соберутся, так за игру принимаются или ханшин[9]) пьют. В игре же китайцы — ух, как азартны!
— Вот, никогда не слыхал, — удивился я.
— Ну, теперь не до того, слыхал или нет. Ты вот что, Алексеич, повремени-ка здесь малость, а я стороной обойду фанзу и вызову хозяина. Разведку произвести следует, а то влопаемся и костей не вынесем, — проговорил он, передавая мне своего коня и исчезая в кустарнике…