Адлер оперся рукой о скамью и опустил голову на грудь.
- Фердинанд - твой сын телом, а мой духом - несмотря на свои достоинства и врожденные способности, не выполняет заповеди, предписывающей человеку, изгнанному из рая, трудиться.
- Иоганн! - крикнул Адлер.
Слуга взбежал на крыльцо.
- Машину там пустили слишком быстро! Всегда они без меня так делают. Вели им пустить медленней!
Слуга исчез; пастор невозмутимо продолжал:
- Сын твой не работает и дарованные ему создателем силы - духовные, физические и материальные - растрачивает всуе. Я не раз уже говорил тебе об этом, милый Готлиб, и воспитанием моего Юзефа не противоречу своим принципам.
Адлер угрюмо тряхнул головой.
- А что будет делать твой Юзеф, когда окончит политехникум? - вдруг спросил он.
- Поступит на какую-нибудь фабрику и, может быть, со временем станет директором.
- А когда он станет директором, тогда что?
- Будет дальше работать.
- А зачем он будет работать?
Пастор смутился.
- Затем, - ответил он, - чтобы приносить пользу себе и людям.
- Ну, а мой Фердинанд, как только вернется, сразу же может стать у меня директором. Люди от него уже имели пользу, если он истратил в течение двух лет семьдесят пять тысяч тридцать один рубль. Да и то о своей пользе он, видно, тоже не забыл.
- Но он не работает, - заметил пастор, подняв палец кверху.
- Да! Зато я работаю и за него и за себя. Я всю свою жизнь работал за пятерых. Так неужели моему единственному сыну нельзя в молодости хоть немного насладиться жизнью?.. Чем он не воспользуется теперь, - добавил он, - тем уже не воспользуется никогда... Я знаю это по собственному опыту! Труд - это проклятие. И это проклятие я принял на себя; а что я действительно его несу, свидетельствует нажитое мною состояние. Если необходимо, чтобы Фердинанд так же мучился, как я, зачем же бог дал мне деньги? Что за радость мальчику, если он из моего миллиона должен сделать десять, а сын его, в свою очередь, будет жить только для того, чтобы к нашим миллионам прибавить еще десять? Бог сотворил как богатых, так и бедных. Богатые наслаждаются жизнью. Мне, видно, уже не придется ею насладиться, потому что у меня нет сил, да я и не умею. Но почему бы моему сыну не пользоваться жизнью?
Слуга вернулся с фабрики. Паровая машина пошла медленней.
- Милый Готлиб, - начал пастор, - хороший христианин...
- Иоганн, - прервал его фабрикант. - Принеси в беседку бутылку рейнского и пряники... Пойдем в сад, Мартин!
