Ванная встретила меня ржавой раковиной, убогим душем, облезлым зеркалом, в отражении которого я с трудом себя узнала. Тут даже можно было поспорить: кто из нас с зеркалом выглядел более облезло, по крайней мере у него не было спутанных волос, растерянного взгляда и затравленного вида. Мне вновь становилось за себя стыдно, поэтому я расправила плечи и одним движением сняла футболку Николаса, безжалостно закидывая ее в угол.
За стеной раздался гул толпы и жаркие рыки рестлеров, мочкующих себя на ринге.
Мне показалось, что стены нет совсем, так отчетливо слышались голоса.
Я даже потрогала её пальцем, подойдя к ней на цыпочках и для пущей уверенности ударив ладонью. Стена выстояла, постоялец за ней бросился в меня смачным ругательством, а я показала ему средний палец и продолжила раздеваться, уже с трудом стягивая с себя джинсы, которые ни в какую не хотели расставаться с моими бедрами. Кажется, в тот момент я пообещала себе исключить их из гардероба совсем.
А мистер мудак до сих пор не возвращался, и я напрасно прислушивалась к шагам за дверью. Он не вернулся даже после того, как я приняла душ, совсем не торопясь, по полной наслаждаясь успокаивающими струями и намыливая себя так отчаянно, что кожа безбожно покраснела, и в это время я думала, что для того, чтобы чувствовать себя человеком, на самом деле нужно совсем немного. Оказывается, раньше я не понимала многих вещей, сейчас же моя философия постепенно менялась. Я даже была благодарна судьбе за то, что она показала другие стороны жизни, помогшие мне расставить приоритеты — дорогой клуб не значит счастье, фирменный шмотки не значит комфорт, лощеный денди не значит настоящий мужчина. В данную минуту меня искренне радовало чистое сухое полотенце, вполне удобная кровать и Николас, рискующий ради меня, ну и пары сотен тысяч, конечно, жизнью.
За окном темнело. Волосы высохли в творческом беспорядке, и я до сих пор была в полотенце, как преданный щенок ожидая мистера сама привлекательность, который не то что не торопился, он вообще забыл про меня совершенно.
Становилось холодно и неуютно, и каждый шорох за дверью воспринимался мной как маленькая надежда увидеть этого засранца, по-видимому, решившего меня здесь оставить. Наверное, это было бы его лучшее решение, потому что в таком случае шанс выжить самому превращался из призрачного в реальный, а вот мое положение можно бы было назвать безвыходным.
Нижняя губа предательски задрожала, и я обняла подушку, свернувшись в калачик на кровати и уставившись на дверь. Я молила её наконец открыться и пропустить в комнату мистера мудака.
