Мудрая змея Матильды Кшесинской | страница 56



Ответить, когда именно послание было напечатано, мог бы лишь специалист – причем специалист не только по качеству бумаги, но и машинописной ленты. Скажем, он мог бы сказать, напечатан текст давно или недавно, но на машинке со старой, истертой лентой. Как такое исследование называется – спектральный анализ, что ли? Ему подвергают палимпсесты, старинные рукописи, гравюры и картины, если возникает сомнение в их подлинности или надо установить их возраст.

Кто бы мог провести этот анализ? Эксперт-антиквар. Или полицейский эксперт высшего разряда. Знакомый антиквар у Алены есть – Маршан. Полицейского эксперта, строго говоря, тоже можно было бы раздобыть, если напрячь старые связи с поджарым, как гончий пес, злым, неистовым, неутомимым и неумолимым испанцем Диего Магластадором и нелепым, занудным Жоэлем Ле Пеплем, носителем самых дурацких бакенбард на свете. Эти бравые лейтенанты жандармерии должны быть немало благодарны нашей героине за помощь – неоценимую! – в раскрытии кражи письма королевы Марии-Антуанетты и убийства в замке Танле[22]. Впрочем, оба считали, что эта русская больше мешала им, чем помогала, но это, само собой, исключительно из сексизма. А Жоэль – еще из сексуальной озабоченности, можно сказать, одержимости той самой русской.

Ничего, ради дела господа жандармы как-нибудь потерпят.

Надо найти их телефоны в справочнике мобильника и позвонить.

Но тут Алена вспомнила, что толку от этих звонков будет мало: материалов для исследования у нее нет. Письмо-то она вернула мадам Бланш.

Какая жалость! Хоть бы на часик раздобыть его снова.

Но каким образом?

Алена мигом вообразила, как она

1) под покровом ночи прокрадывается с фонарем в дом мадам Бланш и шарит по всем укромным уголкам в поисках письма,

2) проделывает то же, но днем, выждав, когда хозяйка и прислуга куда-нибудь уйдут,

3) подкупает Эппл, и та приносит ей письмо.


При обдумывании последнего пункта Алене вспомнилась рыжая итальянистая служанка, которая несет в пубель две пластиковые сумки, наполненные бумажным старьем. Что, если среди этого старья была и записка? Что, если она сейчас в мусорном ящике?

Вектор работы воображения нашей героини сменился. Теперь она представила себя – в резиновых перчатках для мытья посуды (как раз вчера в Тоннере купила целых три пары), с фонариком, нацепленным на лоб (где-то у Мориса был такой фонарик), в куртке, наброшенной на пижаму (из-под куртки виднеются кружавчики на розовых штанишках) – роющейся в мусорном ящике на окраине села и замирающей при каждом постороннем звуке: вспорхнет ли ночная птица, мелькнет ли ночная кошка или промчится какой-то ночной мотоциклист, вроде того, который вторую ночь подряд рассекает мулянские улочки.