- Я знаю! Это пан Лосский, судья...
- И слово стало плотью! - воскликнул органист. - Так у меня же именно к нему и было дело, и бог весть зачем только я заехал сюда!..
С этими словами он повернул коня назад.
- Так поезжайте же скорей, куманек, милый! - взмолилась кузнечиха, теребя органиста за полу длинного сюртука.
Однако на бричку облокотился какой-то еврей.
- Пани Шаракова, - сказал он. - Так вы запомните, что это я сказал... А уж я завтра заеду к пану кузнецу.
- Это еще что за мошенничество! - воскликнул органист. - Да я сам отлично знал, что пан Лосский ездит в суд в крытой таратайке, запряженной гнедой лошадью...
- Так зачем же вы спрашивали, если сами знали?.. - рассердился еврей.
- Нечего мне оправдываться перед всякими оборванцами! - высокомерно ответил органист, собираясь ехать.
- Едемте же, едемте! - просила Шаракова.
- Ай, какой важный пан!.. - кричал еврей, хватаясь за вожжи. - Пан органист! Я вам кое-что скажу!.. Может, вы будете ко мне ходить каждое воскресенье играть на шарманке?..
Толпа, обступившая бричку, покатилась со смеху.
Гордый органист побледнел, самолюбие его было уязвлено, и в глазах блеснула жажда мщения. Он поднялся на козлах и, вытянувшись во весь свой длинный рост, воскликнул зычным, торжественным голосом:
- Лейбусь! Крещу тебя... In nomine Patris...*
______________
* Во имя отца... (лат.)
- Ай!.. Ай, озорник! Ай, свиное ухо! - закричала толпа, бросаясь врассыпную.
Органист тотчас хлестнул коня, и бричка, сопровождаемая смехом и бранью, понеслась в клубах пыли.
Они ехали уже добрых четверть часа крупной рысью. Шаракова поминутно вставала и, пошатываясь в тряской бричке, смотрела на дорогу.
- Пан органист!..
- Чего вам?
- Далеко еще?
- Да меньше мили, мигом доедем!
Лошадка была сильная и резвая, но уже и на ее гладкой шерсти проступили большие пятна пота.
- Ну-у, малыш! - кричал органист.
Минутами облако пыли, волочившееся за ними, как хвост, нагоняло бричку, преграждало ей путь и засыпало мелким песком три пары глаз. Тогда лошадка свешивала голову между колен и фыркала, органист протирал глаза толстым рукавом, и только бедная мать, не смыкая век, смотрела на дорогу.
- Пан органист!
Органист знал уже, что ей надо, и, не дожидаясь, ответил:
- Вон там, за деревьями... Видите?.. Не прочитать и десяти молитв, как доедем.
Свернули вправо. В поле какие-то люди копали ров.
Бричка остановилась.
- Эй! Эй!.. - окликнул землекопов органист, кивая им головой.
