Один из работников положил лопату и пошел к бричке. У Шараковой сердце стучало, как молот в кузнице, и хотя бричка стояла, женщина тряслась так, словно они все еще мчались.
- Что, пан воротился домой? - спросил органист подошедшего землекопа.
- Да воротился!
- А не видали вы тележки за его таратайкой?
- А как же, видали!
- И ребенок там был?
- Надо думать, был, что-то там копошилось в середке.
- Ну, спаси вас бог.
- Поезжайте с богом!.. Это ваш?
- Нет, не мой... вон этой пани! - ответил органист, показывая кнутом назад.
- Пан органист... - снова позвала его кузнечиха.
- Чего вам?
- Пустите меня... я пешком пойду; думается мне, добегу я скорее.
- Вот еще! Не дурите, пани... Ну-у, малыш!
- О, Иисусе! Иисусе!.. Да только найду ль я его?.. - шептала кузнечиха, преклонив колени на тряском дне брички.
Лошадь неслась вскачь.
Не доезжая до имения примерно с версту, органист заметил какой-то серый клубок, быстро перекатывавшийся с одного края дороги на другой. Подъехав ближе, он увидел собаку, которая бежала, низко опустив морду, впереди брички.
- Курта!.. - крикнул органист. - Смотрите-ка, пани, ваш Курта здесь!
Пес, увидев кузнечиху, с лаем и визгом бросился к бричке, хватая за морду лошадь, которая, фыркая, отмахивалась от него, как могла. Верный песик, вырвавшись из хлева, по следу Стасевой тележки прибежал в этакую даль.
- Ну, все идет хорошо, - обрадовался органист и натянул вожжи.
Наконец остановились у ворот усадьбы.
Кузнечиха выскочила, прошла несколько шагов и, вдруг почувствовав головокружение, прислонилась к воротам. Органист взял ее под руку, и так они пошли к дому, сопутствуемые Куртой, который все еще лаял, скакал и кружился волчком.
Был обеденный час, и все сидели на веранде за столом. Приезжие остановились у забора, робко поглядывая издали на господ, как вдруг Курта понесся вперед. За ним, вскинув руки, побежала кузнечиха и, запыхавшись, упала на колени в конце стола, где сидел у ключницы на руках ее Стась, живой, выспавшийся и улыбающийся.
- Пошел вон! Ах ты разбойник! - вопила испуганная ключница, отгоняя Курту, который во что бы то ни стало хотел на нее вспрыгнуть.
- Мать! Мать! - закричали гости, увидев женщину, которая повалилась наземь и, плача, целовала толстые ножонки Стася.
Обед был прерван; все встали и окружили нижний конец стола, где в это время разыгралась забавная сцена: две женщины ссорились из-за ребенка.
Шаракова хотела забрать свою собственность, а ключница не отдавала ей мальчика.
