Д р у я н о в. Вы-то, Андрей Павлович, вообще в яму не попадали. Потому так храбро в нее и лезете. А я не хочу. Не хочу. (Быстро выходит в приемную. Алле Юрьевне.) Освободите мой кабинет. (Уходит.)
Березовский поспешно уходит в другую сторону. К столу Олечки медленно подходит С е м е н я к а.
О л е ч к а. Устали, Дмитрий Остапович?
С е м е н я к а. Вроде… нет.
О л е ч к а. Вы хоть обедали сегодня?
С е м е н я к а. Жарко. (Не сразу.) Меня никто не спрашивал?
О л е ч к а. Звонил Лобанов. Скоро будет. Как условились.
С е м е н я к а. Лобанов, Лобанов… взлети выше солнца… Ну что ж, подождем. (Идет в кабинет. Садится за стол. Перекладывает бумаги, лежащие на столе.)
К столу Олечки подходит пожилой человек в черном праздничном костюме. Весь в орденах и медалях. В руках множество свертков и цветы.
С и в о л о б о в. Извиняюсь, девушка. К товарищу из Москвы можно пройти?
О л е ч к а. Вы — товарищ Сиволапов?
С и в о л о б о в. Не-ет… Сиволобов моя фамилия.
О л е ч к а. Простите, пожалуйста. Проходите.
Сиволобов входит в кабинет.
С и в о л о б о в. Разрешите войти?
Семеняка не слышит.
Разрешите войти?
С е м е н я к а. Да-да, пожалуйста.
С и в о л о б о в. Сиволобов Степан Гаврилович, мастер из второго трубного. То есть теперь бывший, конечно…
С е м е н я к а. Рад познакомиться… Поздравляю…
С и в о л о б о в. С чем же?
С е м е н я к а. Как говорится, с уходом на заслуженный отдых.
С и в о л о б о в. А… спасибо, конечно. (Пауза.) Извиняюсь, ваше имя-отчество?
С е м е н я к а. Дмитрий Остапович.
С и в о л о б о в. А я ведь жаловаться к вам пришел.
С е м е н я к а. Жаловаться?
С и в о л о б о в. Ага.
С е м е н я к а. На кого же?
С и в о л о б о в. На директора нашего, на Друянова Игоря Петровича.
С е м е н я к а. Проходите, пожалуйста. Садитесь.
Сиволобов садится.
А собственно говоря, почему с жалобой на директора вы обратились ко мне?
С и в о л о б о в. А куда же еще? Да вы не переживайте… Я вам по порядочку все объясню. Вот вы говорите — отдых заслуженный. Поздравляете меня. А он мне — вот где, этот отдых. Я у директора на приеме был. Так и так, объясняю, не могу я из цеха уходить. Дело же понятное, человеческое. Только ведь Друянову хоть кол на голове теши. Смеется.
С е м е н я к а. Смеется?
С и в о л о б о в. Ага. «Тебе, говорит, шестьдесят пять лет. У тебя инфаркт один уже имеется. Потом, двое сыновей на заводе работают. И не совсем ты, мол, с завода уходишь. С молодежью заниматься будешь». Демагогия!
