Покончив с искренней благодарностью, которою не мог в полной мере выразить словами, и, вручив новенький сарафан, я отвернулся, направившись в сторону дома Новжи, так мне не терпелось похвастаться. Но не успел сделать и десяти шагов, как услышал истошный, полный ужаса крик.
― Прячьтесь!
Я дёрнулся, быстро перейдя на бег. Встречающиеся мне женщины напротив разбегались в стороны, повторяя без остановки: «Медведь. В город ворвался медведь».
Я минул ещё пару улочек, пока вдруг резко не затормозил, увидев громадного зверя с синей как ночное небо шкурой, шерсть которой росла будто заборчиком. Жительницы поспешно прятались в домах, запирая двери и ставни. На улице не осталось ни единой живой души, пока из-за поворота не показалась маленькая девочка. Та самая кроха, знакомая Васхи, просившая меня с ней поиграть.
Заметив медведя, она лишь улыбнулась и бесстрашно тыкнула в него указательным пальчиком. Зверь не нашёл этот жест дружелюбным. До этого просто обнюхивая местность в поисках еды, теперь он встал на задние лапы, закрыв небо над девочкой. Моё сердце сжалось. Считанные мгновения медведь поднимал лапу, чтобы ударить ребёнка. Никто не успел бы ничего предпринять. Что вообще можно было сделать с разъярённым зверем?
Но у меня не было и лишнего мига, чтобы над этим размышлять. Вбежав на сложенные у внешней стороны стены одного из домов дрова, те самые, что мы рубили вместе с Новжей, я забрался на крышу. Обнажил меч, шелестящий звук касания лезвия о ножны невольно пробудил что-то глубоко в душе. Вздохнув полной грудью, с криком, вырвавшимся из самого нутра, я прыгнул на медведя сверху, заставив его отшатнуться от девочки, и вонзил лезвие ему в шею, крепко схватившись за жёсткую шерсть. Взревев от боли, зверь стал метаться из стороны в сторону, отчаянно стряхивая меня. Липкая горячая кровь из свеженанесённой раны испачкала зипун и пропитала рубаху.
Испуганная малышка убежала в слезах. Вздохнув с облегчением, я спрыгнул с медвежьей спины, прихватив меч с собой. И, ловко уворачиваясь от мощных громадных лап, просто резал медвежью плоть в открытых и уязвимых местах, пока вся мостовая не оказалась окрашена красным, как если бы над нами прошёлся кровавый ливень. В конце концов обессиленный и израненный зверь тяжело рухнул на землю, издав свой последний вздох, и затих.
Дыша полной грудью, сжимая рукоять полностью окровавленного меча, я широко улыбался. Это тело оказалось лёгким и быстрым, в то время как предыдущее вряд ли позволило бы мне миновать все медвежьи удары. Эти руки помнили своё дело, новое оружие ощущалось как родное.
