Это снова были ребята, но на этот раз — чуть постарше. Ассалому алейкум! Алейкум ас-салам! Узнав, кто я и откуда, молодцы начали рассказывать разные стремные истории про одиноких странников, которым случалось затемно оказываться в районе кургана. То какие-нибудь мистические огни плясали, то носились тени или раздавались пугающие звуки. Я ответил, что как раз хочу проверить все эти слухи и поэтому проведу ночь на кургане. Тогда мне сказали, что сельхозкомплекс на той стороне дороги — это свиноферма, вокруг которой по ночам носятся сотни голодных и очень опасных бродячих собак, а сама местность около кургана кишит ядовитыми змеями. Я все равно отказался от приглашения на чай и сказал, что хочу остаться. Ребята исчезли. Я снова сел, поджав ноги. Смеркалось. Где-то завыли собаки. Может быть, те самые, дикие? Потом заиграла восточная музыка. Передо мной вновь возникли человеческие фигуры. У одной из них в руках был транзисторный приемник. Это были уже молодые парни.
— А-а, Истония, — заулыбался один из них, — а у нас тут тоже русской власти нет и никогда не будет!
Как в воду глядел. Человек с приемником сказал, что его старший брат, услышав обо мне от мальчишек, прислал его сюда, чтобы передать приглашение на чай. Я снова отказался, но Младший брат объяснил, что если я не приду, то Старший посчитает, что он, Младший, недостаточно усердно меня приглашал и поэтому наедет на него. Единственным джентльменским выходом из ситуации было принять приглашение. Мы пошли в кишлак, и уже в сумерках добрались до дома, где жил Старший брат.
Мы зашли в дом и оказались в большой, просторной комнате. Пол был устлан курпачами и завален подушками. Женщины молча принесли дастархан, чай, лепешку, фрукты, сладости. Выяснилось, что Старшего брата дома нет, но его прибытие ожидается с минуту на минуту. Младший брат включил телевизор — единственный нетрадиционный предмет в традиционном жилище. На экране высветился какой-то совковый черно-белый фильм типа «Ленин в октябре». Самое забойное было то, что Ленин, как и все остальные герои фильма, говорил по-узбекски. Это было на самом деле очень круто, и я непроизвольно начал застебываться. Младший брат не понял причины смеха. Когда я ему ее объяснил, он невозмутимо ответил:
— Ну и что же? Ведь Ленин на самом деле знал узбекский язык!
— Может быть, он знал и эстонский?
— Конечно знал! Ленин все языки знал. Потому и Ленин!
И я подумал: а ведь парень, как традиционалист, абсолютно прав! Верховному разуму подвластны все языцы, ибо из него исходят. И черно-белое кино превратилось в инициатическую ленту, где узбекские заговорщики валили либерально-декадентский трон психоделическими практиками тимуридовской Евразии.
