Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра - Владимир Джа Гузман

В Среднюю Азию я впервые попал в 1977 году. Это была эпоха самого расцвета застоя. Народ набирал жиры, хороших товаров с каждым днем становилось все больше, и жилось все веселее. Я только что закончил институт с дипломом филолога и обладал неограниченным резервом свободного времени. На производственную практику в качестве сельского учителя на каком-нибудь отдаленном балтийском острове я выходить никоим образом не собирался. Была в Эстонии такая халява, что отмазаться от распределения представлялось возможным без сильных напрягов.

В то время вовсю раскручивалось движение нью-эйдж, ориентализация нравов в продвинутых слоях общества шла по возрастающей. В общем, Восток был «in». Тартуский университет выпускал ученые записки с описаниями мескалиновых опытов сотрудников тартуско-московской школы и пособиями по медитации тибетской школы жод-жуд. Появилась первая таллиннско-московская тусовка кришнаитов во главе с Толей Пиняевым. В альтернативных салонах гадали на И-Цзине. «Благоприятен брод через великую реку». Оракул призывал меня к большому переходу. Интуиция звала в Среднюю Азию. И любопытство — тоже.

Первым человеком, к которому я обратился за консультацией по азиатскому вопросу, был Рыжий. Рыжий — урожденный одессит и авантюрист, сын капитана дальнего плавания и выпускник ВГИКа — периодически оттягивался в Душанбе у своих друганов, с которыми прежде учился в Москве.

— Ну и что же, Дмитрий, представляет собой Таджикистан?

— Рай!

И я узнал, что «тадж» означает «белый» или «благородный», что Бухара и Самарканд — таджикские города, и что вообще Таджикистан входит в персидский культурный ареал, а Тадж-Махал — пример таджикского искусства в Индии. Жизнь в этом раю протекает примерно так: «Утром встаешь, делаешь косяк и ложишься в гамак. Вокруг птицы поют, горная панорама — дух захватывает, девушки в шелковых платьях чай носят, фрукты, плов... Так и тащишься до вечера!..»