— Интересная «летопись»?
— Очень.
— Я думала, цензор операм меня сдаст вместе с письмом, раскрутят еще на срок. Пронесло.
В «кормушке» опять послышалось: «Гав! Гав!» Выкрикивали мою фамилию, я вышла в коридор, меня отвели в тот же кабинет. Теперь меня вызвал начальник учреждения. Разговор он начал так:
— Дело заказное. Жизнь у тебя здесь будет тяжелой. Поступила «сопроводиловка».
Если я буду молчать, и этот подумает, что боюсь. Нужно быть решительней, отстаивать себя, иначе забьют здесь.
— Я знаю, что дело заказное. Я знаю, что со мной хотят расправиться, но я не подзаборная и не беспородная. У меня есть дети, родители. За мной есть жизнь, есть кому спросить. Вы хотите ответить за мою жизнь? Отвечать будете именно вы, а не те, кто меня заказал. Я найду способ озвучить вашу фамилию своим родителям. Вы хотите отвечать за всех?
Полковник слушал меня внимательно. Наверное, ему здесь никто никогда не перечил.
— Я прошла три тюрьмы, и никто не отважился посадить меня в карцер. Как вы думаете, почему? Никто не хочет отвечать за меня, а вы хотите ответить. И за меня, и за тех, кто меня заказал. Глупо. Как может «исправить» меня ваше исправительное заведение? Только испортить. Я хочу попросить вас, помогите мне выйти отсюда такой, какой я пришла к вам. Это будет правильно.
Добавит сейчас еще пятнадцать суток, или тридцать… Нет, молча слушает почему-то. Потом говорит:
— Обжаловать приговор будете?
— Обязательно.
— Я прошу вас об одном: не нужно обжаловать. Дело громкое. Отменят приговор, по головке никого не погладят. Даю слово: пока я здесь, вас никто не тронет. Я хочу уберечь вас от ошибок. Это ведь зона. Засадят перо в бочину, «мяу» не успеете сказать.
Как он быстро перевел тему, ишь, «уберечь» меня…
— Это чтобы уберечь меня от ошибок, вы запрятали меня в ШИЗО?
— Вас сейчас выведут на зону. Будут проблемы, обращайтесь.
— Спасибо.
Я вернулась в камеру к Татьяне светящаяся от счастья:
— Сейчас нас с тобой выведут на зону.
— Договорилась. Умница. Надо уметь с ними договариваться.
(Я спокойно жила целых полгода, пока этот человек был у власти. Но его скоро забрали, говорят, на повышение.)
Пока мы с Татьяной собирали вещи, из моего баула в ее перекочевало много вещей. Я и не заметила как.
И вот нас ведут на зону, а она мне по пути:
— Это не твой шампунчик?
— Мой.
— Это не твоя расческа?
— Моя.
— Это не твое мыльце?
— Мое.
— Чего развеселились? Сейчас обратно отведу. — Гав! — Гав! — Это вмешалась в наш разговор «дубачка».
