— Сеня! Ты что там застрял в туалете? У тебя обсервация началась?!
— Что ты за холера!
— Сам ты — вибрион!
— А ты — обсервация! Гы-гы-гы.
Народный фольклор, включая песню Высоцкого, расцвел и обогатился новыми яркими словами потому, что в СССР началась эпидемия холеры. О ней не писали в газетах, ни слова не говорили по радио и ТВ. Молчали по разным причинам. И потому, что в первом в мире государстве рабочих и крестьян уже победили тяжелые инфекционные заболевания. И потому, что негоже сеять панику среди населения. И для того, чтобы не давать пищи для информации враждебным голосам и прочим недругам Советского Союза всех мастей.
Поэтому настоящие масштабы бедствия и размах профилактических мероприятий оценили лишь десятилетия спустя. Эпидемия началась с двух смертей в Батуми — туда холеру завезли студенты из Средней Азии. Затем она перекинулась на Нижнюю Волгу и Одессу. Всех медиков тогда отозвали из отпусков. Даже мою бабушку-пенсионерку хотели мобилизовать. Послали сражаться с эпидемией всех студентов медвузов. Тысячи солдат поставили в кордоны вокруг приморских городов. Всех, кто приехал на юг в отпуск (или на каникулы, как я), оставляли в городе и давали больничный. Людей при малейшем подозрении на контакт с больными немедленно размещали по санаториям, детским садам и даже круизным лайнерам типа вышеупомянутого «Шота Руставели» (круизы, разумеется, отменили). Это называлось обсервация, держали чуть ли не по двадцать дней (при норме пять суток) и четырежды в день давали тетрациклин. Изоляцию испытали на себе больше ста тысяч человек. Но тогда никто понятия не имел о ее масштабах. Ведать не ведал, сколько заболевших, сколько погибших. Не было ни паники, ни тревоги. Царила добродушная, веселая, хохмаческая атмосфера.
Переживали только те, кому эпидемия ломала планы. Представьте: семья приехала к родственникам, допустим, в тот же наш Новороссийск. Обратные билеты на поезд взяты на тридцатое августа. Первого сентября маме и папе надо идти на работу, сыну и дочке — в школу. А тут их под белы ручки — и добро пожаловать в карантин. Правда, говорили, если заплатишь по двадцать пять рублей с человека, специальные проводники могут под покровом ночи помочь обойти заставы.
Я тоже тихо-мирно отдыхал у бабушки в Новороссийске. И когда объявили карантин, передо мной, как перед существом разумным (еще бы, уже десять лет человеку), родители поставили дилемму: или тебя запирают в обсервацию, а потом ты возвращаешься в Ростов — или остаешься учиться в пятом классе у бабушки с дедушкой. Разумеется, я выбрал Новороссийск.
