– Да ко мне уже вторые сутки вся деревня таскается, то кошка оцарапает, то собака укусит, то гусь клюнет, то индюк.
– Да не укусил меня петух, - отмахнулся дед, - Заболел он, кажись, ты бы посмотрел его…
Катасонов развел руками, как бы говоря, что крайне необходим здесь. Однако на самом деле в услугах его никто не нуждался. Матвею пришлось пойти на уговоры:
– Я в долгу не останусь, пол-литра с меня.
Ветеринар устоял перед искушением:
– А если вдове плохо станет?
– Литр наливки домашней даю…
Катасонов задумчиво почесался:
– Только из уважения к тебе, Матвей Иванович. У вдовы состояние в полной стабильности, я могу отличиться на пару минут…
Мертвое озеро, 11:02.
Зеленый джип затормозил почти бесшумно у самой двери жилища Часовского. Цезарь вырвался наружу и свирепо облаял чужую машину.
– Спокойно, это наш гость, - осадил пса хозяин.
Водитель осторожно выбрался из автомобиля и нерешительно шагнул навстречу Часовскому, опасаясь рычащей овчарки.
– Не бойтесь, - сказал лаборант, - Он вас не тронет, сиди и мочи, Цезарь.
Водитель подошел к хозяину и протянул руку.
– Меня зовут Кирилл.
– Виктор, - представился Часовский и с недоумением сказал, - Я привык величать начальство по имени отчеству и званию.
– Мы с тобой одного возраста, - пояснил Кирилл, - В армии я не служил и званий не имею. Дело у нас одно общее, сотрудничать, надеюсь, придется долго, поэтому обойдемся без отчеств и официальных титулов.
– Лады, - согласно кивнул Часовский, - Чем займемся?
– Я уже немного осмотрел местные достопримечательности, - ответил Кирилл, - Хочу еще побывать в кое-каких местах, а потом углубимся в статистику и изучение последних данных забора анализов и демографической ситуации.
– Согласен, - сказал Виктор, - Собаку возьмем?
– Почему бы и нет?! Хоть одно животное будет в здешних местах.
Часовский грустно усмехнулся:
– Да, дичи тут и зверья почти полвека нет, так местные говорят.
Когда «Тойота», развернувшись, поехала в обратную сторону, за ней сквозь мрачные сосновые дебри последовали три пары желтых огней.
Ворошиловка, 12:50.
Сожительницу Генки приводили в чувство минут двадцать, прежде чем та смогла произнести хоть слово. Райка была не из пугливых, еще в детстве на спор ночь на кладбище провела, теперь же без смущения и, не морщась, рубила головы петухам, резала свиней и овец. Но то, что она увидела в полдень на опушке леса, повергло ее в панический ужас.
От пастуха, по её словам, осталась лишь верхняя половина туловища с левой рукой, правая была отброшена на метров десять вперед от места гибели. Еще метров за семь из земли торчала голень с ботинком.
