— Кто вы такой, коллега? — спросил незнакомец.
— Сережа Лазо! Узнали?
Незнакомец молча вынул руки из карманов и обхватил ими Сергея.
— Сережа, ты ли это? Честное слово, не верится… Куда тебя несет?
— Хотел посмотреть народные гулянья, но сейчас меня уже не тянет. Идемте ко мне, Федор Иванович!
— Идем, идем! — обрадовался Кодряну и, оглянувшись, предупредил: — Зови меня Дмитрием. А фамилия моя — Клещев.
— Экое счастье привалило, Федор Иванович… — Сергей прикусил язык. — Митенька… Кто бы сказал, что мы вдруг встретимся на мосту у Елагина острова…
— Гора с горой не сходится, а люди… — Кодряну махнул рукой. — Как ты возмужал, Сережа! Я бы с тобой не стал мериться силой.
Они живо шагали, перебивая друг друга вопросами.
Дома Кодряну проницательно посмотрел на Сергея и, отпив глоток чая, принесенного Татьяной Сергеевной, сказал:
— Я тебе больше не учитель, а ты — не ученик. Теперь мы равны. Ну что рассказывать о себе? Два года жил в Томской губернии. Выслали. Бежал… Теперь живу по паспорту Дмитрия Дмитриевича Клещева. Университета не окончил, даю два частных урока, а ночую у черта на куличках, вот на этом самом Елагином острове без прописки.
— Переходите ко мне! — предложил Сергей.
— Не пропишут. Но ночевать, если позволишь, буду частенько. Сегодня можно? Не рассердится твоя Татьяна Сергеевна?
— Она тихая, ничего не скажет.
Незаметно прошел день. Почти до рассвета просидели некогда учитель и ученик, а ныне — два товарища, из которых один уже был профессиональным революционером, а другой лишь готовился вступить на этот путь. Много раз они возвращались к прошлому, вспоминая прогулки к оврагам, молдавских крестьян и отъезд Кодряну в Петербург.
— Показать вам такое, что ахнете? — спросил загадочно Сергей.
— Покажи!
Сергей выдвинул из-под кровати сундучок и, достав какую-то книгу, стал ее листать. На пол выпала бумажка.
— Вот она! — сказал он обрадованно и, подняв ее с пола, подал Кодряну.
Федор Иванович быстро пробежал записку, и на лице его отразилась улыбка. По всему было видно, что клочок бумаги доставил ему большое удовольствие. Кодряну обнял Сережу за плечи и прижал к себе.
— Хороший ты, очень хороший, а записку все же уничтожу — поменьше следов обо мне.
Сережа с грустью смотрел, как Кодряну рвет на мелкие кусочки свое письмо. Десять лет он хранил его, как хранят реликвию…
3
Кодряну зачастил к Сергею. Старое имя учителя было забыто, и Сережа без труда звал его Митей. Их тихие беседы и распеваемые вполголоса молдавские песни, слова которых были непонятны Татьяне Сергеевне, не тревожили ее, и потому к ночевкам Клещева она относилась спокойно, не делала замечаний своему квартиранту.
