«Обнаружили скрытые внутренние резервы». О детях так нельзя говорить,
Лидия Михайловна. Это цинизм... Они не скрытый, а главный наш резерв, наше с вами, как говорится, грядущее. И правильно говорится! А у него-то самого, у Усанова, есть кто-нибудь?
— Сын в пятом классе учится.
— Он и его небось на передовую бросил. Чтобы вдохновить личным примером!
— Я не пустила: маленький еще...
— И правильно сделали. Пока могут учиться, пусть учатся.
— И десятиклассники?
— И они! Тем более... Уже на самом пороге! Чем могут, они помогают.
Хватит... Вообще добро не должно сникать от ситуаций, которые создает зло! Особенно, если дело касается детей. Вот таким образом.
— Но законы войны требуют...
— Нашим с вами законом, Лидия Михайловна, должен быть гуманизм. Вот это — «любой ценой». А поперек бесчеловечных законов войны мы должны стоять, пока можем. Если придется отступить, что поделаешь? Отступление на фронте возможно... Временное!
Лидия Михайловна подошла совсем близко к Ивашову, дотянулась до уха.
Но я расслышала:
— Неприятно сообщать. Но разговоры тут всякие ходят.
— Где ходят? — громко, отвергая секретность, изумился он. — Где они ходят? По территории стройки? У нас же закрытая зона!
Она вновь дотянулась:
— Противно передавать... Но некоторые намекают, что вы десятиклассников особо оберегаете, потому что...
— Изобретатели! — воскликнул Ивашов и расхохотался, обнажив свои верхние зубы — «враг не пройдет!» — Их в БРИЗ, то есть в бюро рационализации и изобретательства надо направить. Такое, можно сказать, открытие сделали: Ивашов свою дочь любит. А кто из нормальных людей не любит детей своих?
— Вы... как Ушинский, — восхищенно глядя на Ивашова, пролепетала
Лидия Михайловна.
Все женщины, к сожалению, взирали на него так.
— У Ушинского-то, кажется, со своим собственным сыном не все выходило благополучно. Заботиться о чужих детях иногда легче, чем о собственном произведении.
Он взглянул на Лялю. Притянул ее к себе.
Потом поправил френч, который был в полном порядке. Успокоил ладонью каштановые волны на голове.
— Еще раз хочу сказать, Лидия Михайловна: я нарушаю только те законы, которые нельзя назвать нашими. К примеру, закон, который хотела бы навязать нам война: безразличие к цене человеческой жизни, даже детской!
Сражаться с бесчеловечностью, следуя бесчеловечным законам, — это кощунство. Поддаться «правилам», которые подсовывает враг, — значит, изменить себе. Мы с вами не способны на это.
— Не способны, — согласилась она.
