— Так пойдем есть мороженое? — спросила Доротти.
— Конечно, — ответил Герберт. — Я же предлагал тебе. У нас в деревне нет мороженого. Зато здесь, в городе, вот увидишь, каким я тебя угощу.
— Ну да! Забудешь. Как всегда.
— Что — как всегда?
— Никогда не приглашаешь меня на танцах, только очень странно смотришь.
— Портер разве тебе не нравится?
— Карл очень хороший. Вы оба хорошие, но ты всегда так странно смотришь, когда Карл приглашает меня танцевать.
— Зато здесь я тебя угощу мороженым.
— Через несколько дней лагерь закроется и все кончится.
— Не стоит загадывать, что будет через несколько дней. Смотри-ка!
Узкая улочка расступилась. Открылся широкий волнорез; бетонные причалы; узкоколейка, на ней несколько вагонов-самосвалов; на канале — катера: желтые, голубые и цвета воды в пасмурный день; на берегу — ящики для рыбы, одни сложены в штабеля, другие разбросаны в беспорядке. Воняет рыбой.
Герберт все еще держал Доротти за руку. Они вышли на мол. Шли прямо в море — море окружило их со всех сторон, только узенький мол связывал их с землей, которая осталась позади, метрах в двухстах, может быть, даже больше.
В конце мола волны рушились друг на друга. Та, что шла с моря, опрокидывалась на ту, что медленно возвращалась от берега, и, пенясь, они вгрызались друг в друга. Потом усталая волна уходила обратно в море. Мерно повторялся хлюпающий звук воды, бившей о сваи мола.
Они уселись прямо на досках. Герберт прислонил голову к столбу сигнального фонаря.
Появились чайки. Герберту почудилось, что они возникли из ничего. Просто возникли, и все. И сразу — огромной стаей. Кричащие, голодные, встревоженные.
— Доротти.
— Ну?
— Смотри.
— Вижу. Море.
— Да. Оно совсем как небо.
— Но…
— Такое же громадное и выпуклое. Интересно, какое оно сверху.
— Тебе хочется увидеть?
— Я увижу.
— У тебя есть деньги на самолет?
— Нет. Я сам буду летать.
— Ты?
— Всякий уважающий себя авиаконструктор должен отсчитать из своей жизни несколько тысяч часов на полеты!
— Как ты хорошо сказал! А я, наверное, буду врачом. Если попаду в институт.
— А ты попробуй.
— Обязательно попробую. Вот увидишь.
— Доротти!
— Ну?
— Ты не сердишься?
— За что?
— За то, что я только смотрю, когда Карл приглашает тебя танцевать?
— Так если ты сам не хочешь… Разве можно за это сердиться!
— Да нет же, я очень хочу!
— Что-то я до сих пор не замечала.
— Доротти!
— Да.
— У тебя нет с собой хлеба?
— Хочешь покормить чаек?
— Ага.
— Карл тоже говорит, что будет летчиком.
