Ласло закатил рукав. Рана была очень похожа. Он вспомнил как её заработал; удирая от окровавленного трупа с разбитой головой.
— Ты убил близнеца. Я же сам это видел. Он душил меня. А ты… Ты был сзади, — в последних попытках зацепиться за ускользающую реальность Ласло убеждал себя в невиновности.
— Конечно же я. Я это сделал твоими руками! Помнишь где был подсвечник, которым мы его прикончили? Он был на раковине, прямо возле тебя. Мне было к нему никак не дотянуться. Ну ты сумел. Отличная работа! Точно в висок! Можно было этим ограничиться, но я решил добавить, для пущего эффекта и большей театральности. Крови было не мало? — он был явно восхищён и взбудоражен.
— Ты псих. Самый ненормальный. Убийца.
— Да. Да. Да. Но псих скорее больше ты, чем я. К тебе этот термин более применим, в контексте того, что меня просто не существует. С кем ты сейчас говоришь? Ха-ха-ха, — злорадствующий смех эхом прокатился по стенам.
— Я тебе не верю. Ты пытаешься меня обмануть. И у тебя это слишком хорошо получается, — он закрыл глаза, заткнул уши и попытался вытряхнуть его мерзкий образ из головы.
— Думаешь так просто от меня избавиться? Я и так слишком долго просидел взаперти.
— Где просидел?
— Там в глубинах твоего больного воображения. Ты меня там запер. После того случая. А знаешь как мне удалось выбраться? — казалось, будто его голосовые связки были покрыты ржавчиной как в том вагоне, где он затаился.
— О каком случае ты говоришь? Откуда выбрался? — Ласло больше не мог этого выносить, его до остатка пожирало это существо.
— После случая с твоей женой. Записка. Пятнистый единорог. Припоминаешь?
— Так это твоих рук дело?
— О да. Ловкая проделка. Я оставил тебе эту пустышку, и ты купился. Ты пошёл по собственному следу, идиот, — насмешливо глумился Ле Грэйди, — а я лишь наблюдал. Помнишь дымящего незнакомца с газетой у киоска? Не узнаешь? И со временем, когда зашёл в тупик, там на мосту, ты воззвал ко мне. Ты развязал мне руки.
— Что за случай с моей женой?
— Ооооо, ты не помнишь. Не может быть! Не одного меня пришлось запереть в закрома своей поразительной памяти. Просто не могу поверить, — он часто потирал ладони в предвкушении чего-то зловеще таинственного, — надо же, такое везение. Ты не притворяешься? Точно не помнишь?
Ласло с кошмаром наблюдал за своим чудовищным творением, которое воплощало все самое худшее в нем самом, не в силах произнести ни единого слова. Его тело слабеет и становиться мягким, а разум неуловимо покидает его пределы.
