Выйдя из дому впервые после долгого уединения, Леонас отправился в даунтаун, к Майклу. И по дороге, сам не зная почему, завернул в польский костел Пресвятой Богородицы — там же, в даунтауне… Леонас когда-то здесь бывал — даже не помнил точно когда, но хорошо запомнил строгий рисунок этого здания — не старина и не модерн, и башню с крестом, возвышающуюся над округой, и статуи святых…
В костеле было пусто и тихо. Петкунас опустился на сиденье и, неожиданно для себя, стал вполголоса молиться. И даже не удивлялся. Откуда возникают в памяти слова, которые он не произносил уже столько лет… Но слова сами собой приходили на ум, будто кто-то нашептывал их Петкунасу, и на душе Лео впервые за эти долгие часы становилось легче.
О встрече с Майклом и обо всем, что было потом, Петкунас старался не вспоминать. О смерти Ставиского ему сообщил коллега, работавший в парке. С женой и дочерью в эти дни Леонас почти не общался. Бизнес вел, как говорил один его приятель, «на автопилоте» — ошибок вроде не делал, но почти не участвовал в происходящем. Однако если кто это и заметил — так это постоянный помощник Петкунаса Стэн, который с некоторым удивлением наблюдал, как хозяин вдруг замолкает на полуслове, и требуется дополнительный вопрос или просто движение руки, чтобы вернуть его к действительности. В остальном Петкунас был прежним Петкунасом, но он знал то, чего не знал никто вокруг: рукоятка уже повернута, и часы уже тикают, и огонек уже бежит по шнуру к запалу.
Леонас молился каждый день. Вечером, перед тем как заснуть, и утром, еще лежа в постели. Он сам себе не отдавал отчета — что, собственно, заставляет его молиться, да он и не пытался разобраться — достаточно того, что ему после молитвы становилось легче.
А вот сегодня среди дня Петкунас вдруг понял, что должен поехать на «Изумрудные Луга». Предупредив Стэна, что он у заказчика и вернется через пару часов, Петкунас отправился к парку. И снова удивился — где-то на втором плане своего сознания, — что дорогу к парку он нашел, не включая GPS, точно так же как несколько дней назад — дорогу к костелу.
«Значит, меня ведут, — подумал Петкунас с мрачной улыбкой. — Грешить и каяться! — сколько раз в жизни ты, умный и расчетливый, над этими словами смеялся… А вот теперь не до смеха».
В «Изумрудных Лугах» Петкунас, не заглядывая в карту и не спрашивая в информационной будке, безошибочно нашел путь к музею. Зашел, побродил зачем-то по залам, вспоминая ту ночь, когда они проникли сюда с Грегом. С Грегом, покойным ныне… Впрочем, Ставиский сам во всем виноват. А хорошая была ночь! И работа была сделана чисто. Неужели эта самая Чаша, этот антиохийский Потир и вправду святой? И неизбежно и беспощадно будет наказан тот, кто его кощунственно коснется? Тогда легко объяснить все, что случилось потом.
