Потемкин прочел записку раз, другой. Увидел на столе пустую картонную папку, аккуратно спрятал листок туда.
— Вот вам и причина, по которой я с вами доверительно говорил, Эдвард Грейслин, — сказал Потемкин вслух. — Как хорошо, что вы меня верно поняли. Для вас, думаю, это лучший выход.
Поглядел на спокойное лицо умершего и вышел из комнаты.
— Да, то самое, — подтвердил Глетчер через пятнадцать минут, завершив осмотр тела. — Правильно, что ты меня вытащил, не знаю, сумел бы я утром это установить или нет.
— «Z-71»?
— Он, любезный. Пустой шприц был у покойника в кармане. Позаботился Грейслин, чтобы до нас с тобой никто этот шприц не увидел…
И Глетчер спросил ворчливо:
— Ты небось здесь остаться захочешь? А мне домой надо.
— Вызывай такси. Я оплачиваю.
Глетчер вызвал такси и сел на балконе курить.
Потемкин подошел, слегка обнял коллегу за плечи.
— Ты же знаешь, без тебя у нас дела не раскрываются… — Подумал и уточнил: — Ну гораздо хуже раскрываются, чем с тобой.
Сандра подъехала почти одновременно с такси для Глетчера. Потемкин вышел к ней на дорожку перед домом.
— Это самоубийство. Тот же шприц, тот же яд. Я с Джинной без тебя не говорил.
— Хорошо, сэр. Разрешите, я дыхание переведу — и начнем.
* * *
— Вас дожидается посетительница, — сообщили Потемкину, когда он в одиннадцать заходил в свой кабинет. — Ждет с девяти часов, ни с кем другим разговаривать не хочет.
Потемкин, проходя, мельком бросил взгляд на яркую блондинку, сидящую на стуле в углу приемной. Не узнал сначала, но уже в кабинете сообразил: Лизетта, жена Петкунаса. Нажал кнопку селектора: «Просите!»
Одна трудность — никогда не умел Потемкин верно обращаться с литовским фамилиями. Знал, что жена Петкунаса — примерно Петкунайне, но боялся ошибиться. А ошибаться в именах людей, с которыми имеешь дело, никак не следует.
— Вы узнали меня?
Выглядела Лизетта неважно. Трудно привыкать к новой ситуации, к новому положению, да и вообще — вся жизнь у нее теперь другая, и это на долгие годы.
— Узнал. Не будете возражать, если я вас буду звать по имени?
— Нет, конечно. Послушайте, я к вам на минуту.
Лизетта раскрыла изящную сумку, лежавшую у нее на коленях. Достала небольшой предмет, завернутый в мягкую белую фланель.
— Вот. Хочу вернуть.
— Что это, Лизетта?
— Леонас просил… Колье… Он мне сказал, где спрятал его, в саду у нас. Говорит, что хотел мне подарить, а потом, когда Грега убили, в нем какой-то сдвиг произошел. Все молился — в жизни ничего подобного с ним не было. И про это ожерелье — велел отдать вам сразу. «Эти вещи — говорит, — с кладбища, проклятые, от них только горе в доме!» Как будто я его просила о чем-то.
