Мими захлебнулся в отчаянном хохоте, а Пантя снова смерил его осовелым недоверчивым взглядом.
— Ты что, а? Чему радуешься?
— Так ему, так ему! — сквозь всхлипы приговаривал Мими.
— Ты что, а? Не слышишь? — повысил голос Пантя. — Тебе-то что до этого Гергинеску? Что он тебе-то сделал?
— Н-ничего, — промямлил мальчик.
— А что ты тогда лезешь? Я что, спрашивал твое мнение?
Мальчик съежился и старался не дышать.
— Чему радуешься, а? — ревел Пантя. — Что они меня накрыли в конце концов, да? Этому ты радуешься?
— Нет, — пискнул Мими.
Гость побуравил мальчика подозрительным взглядом, но, убедясь в его невиновности, презрительно процедил:
— А нет, так молчи в тряпочку.
Он обмяк, сел, вытянув ноги под стол, закрыл глаза и замер, как будто уснул, но вдруг встрепенулся:
— Эй, послушай, а что же сестрица-то твоя не идет? Где это она шлендает об эту пору?
Мими озадаченно поскреб затылок.
— А ну-ка скажи. — Пантя так и сверлил его глазами. — Это что, каждый вечер твоя сестра Лива так поздно возвращается?
— Н-нет…
— Отец с матерью на крестинах, ты, вроде, так сказал? Родители, выходит, на крестинах, а она, значит, и рада улизнуть из дому!.. Гм! У меня о ней было другое мнение!.. Я к ней со всем уважением… А она, значит, так!..
Он навалился грудью на стол, приподнялся и застыл, уставясь в пространство.
— М-да, — выговорил он, как будто с трудом отдирая язык от нёба. — Они меня накрыли… Не знаю уж, как они догадались заглянуть на губу, и тут-то сторож меня и признал… Старье, помирать пора, а он на меня как кинется — того и гляди зенки выцарапает. Завопили все как одержимые: «Вот он, вот он!..» Ну! Так я им и признался! Нашли дурака. Я сказал, что враки, что ему мерещится, что я знать ничего не знаю… Поклялся всеми святыми, что это не я был, в общем, держался насмерть… Уже и комендант на меня напустился — что, дескать, под трибунал отдадим, что это, дескать, преступление, что Гергинеску ученый-разученый, а его яблоки черт знает какие специальные… Гергинеску воет-причитает, прямо смотреть тошно… И всё-то они мне когтями в глаза целятся, ну так бы и выцарапали!.. Испугать меня думали! Хе! Я стоял на своем. «Неправда. Не я это был. Я был у подружки». Две недели отпирался. Не признаюсь, и все. Гергинеску, чертов сын, все приходил и причитал, это чтоб отомстить, значит, сад-то все равно в прежний вид ему уже не привести. Комендант на меня орал до хрипа, а я все нет, да нет, я не я, дескать… Они бы меня, наверное, все равно засадили, да тут сообразили спросить, у какой именно подружки я был. Я поначалу не хотел говорить, у кого был, да они меня приперли к стенке… Тут кто хошь, хоть сам черт, поддался бы, когда тебе когтищами в глаза.
