Пытливо взглянув на дочь, стоявшую перед ним с довольным, даже чуть торжественным выражением лица, словно сапожки были ее великой победой, полковник ничего не сказал и снова принялся рассматривать обувь.
Да, конечно, Журавель тут ни при чем! Как могло такое в голову прийти! Сапожки имели продолговатую фабричную наклейку, прикрепленную с внутренней стороны голенища.
— «Саламандра», — прочитал он вслух.
«Не кубинец ли ей достал?! Этого еще не хватало!»
— Это немецкие, западные, — подсказала Наташа.
— В каком магазине купила?
— Достанешь такие в магазине! Держи карман шире! Оксана с филологического уступила. Они ей тесноваты. В общем, мне здорово повезло!
Коваль помнил крупную голубоглазую девушку с большой ржаной косой. Раньше она частенько забегала к ним.
— А она где взяла?
Наташа пожала плечами: какое, мол, это имеет значение.
Дмитрий Иванович решил не расспрашивать дочь в присутствии посторонних и подождать, пока гости уйдут.
А гости, и больше всех, наверное, Наташа, надеялись, что Дмитрий Иванович сам вот-вот оставит их. Поэтому новые дискуссии не вспыхивали: ждали, кто кого пересидит.
Наташа в душе начинала сердиться на отца: чего это засиделся, ведь у него всегда дел по горло — и днем, и ночью. Может быть, ему не понравился Хосе и он выпроваживает его из дома? Она то возилась на кухне, то вбегала с чайником и снова предлагала кофе. Пробовала начать разговор, но его не поддержали, и она не знала, что делать дальше: компания явно распадалась.
Вдруг молодые люди, словно по команде, подхватились и стали прощаться.
Наташа попыталась задержать их, бросала умоляющие взгляды на отца — неужели не понимает, что его присутствие сковывает молодежь? Но Дмитрий Иванович продолжал сидеть с невозмутимым видом. Он как взял, так и не выпускал обувь из рук, рассматривая штамп на подошвах и наклейки на бортиках голенищ.
Проводив гостей, Наташа вернулась в комнату злая и принялась демонстративно греметь чашками, собираясь отнести их на кухню. На отца не смотрела.
Коваль спокойно повторил:
— А Оксана где взяла их?
Наташа не поняла его — она была в плену горьких мыслей об испорченном вечере.
— Оксана не знакома с неким Журавлем, Антоном Ивановичем, молодым ученым? — продолжал расспрашивать Коваль.
— Не знаю.
— А ты?
Девушка не сразу ответила, соображая, чем вызван этот вопрос и как он связан с сапожками.
— Первый раз слышу. А что такое? Зачем тебе? — буркнула она.
С еле скрываемым волнением Дмитрий Иванович ждал, что ответит дочь. Действительно, что ему известно сейчас о ее жизни, кроме того, что она учится? Не рано ли получила полную самостоятельность? Но, черт возьми, в двадцать лет человек не только не нуждается, но и не терпит родительской опеки, если речь идет о настоящем человеке! А как живут вдалеке от родных приезжие студенты вузов, да и техникумов, юноши и девушки пятнадцати-шестнадцати лет, впервые попавшие в большой город?.. Он сам с четырнадцати в людях… Слишком уж затягивается теперь детство у молодых людей, многих из них до седой бороды опекают родители.
