— Как сказать.
— Что же вы ему приготовили?
Это был второй странный, по мнению Павленко, вопрос.
— Дайте вспомнить. Яичницу, кажется, съел. Чаю выпил.
— Кофе он на ночь не пьет?
— Кофе не держим. Бюджет не позволяет. Да и не очень любим.
«А у Журавля, если верить словам машинистки, просил кофе. Значит, дело не в „любим — не любим“, а действительно только в бюджете», — подумал Коваль.
«Бюджет, бюджет…» — повторил мысленно слова Варвары Алексеевны. И снова ему послышался голос заведующего лабораторией: «В деньгах?.. Много, очень много!.. Не подсчитать!»
— А у Журавля он не закусывал? Там была колбаса, голландский сыр.
— Наверное.
— В общем, он был спокоен, уравновешен, когда пришел от соседа?
— Да, — оживилась женщина. — Именно так. Совершенно в норме, если не считать, что чуть-чуть навеселе. А чего ему волноваться? Все у него слава богу. Неприятностей никаких.
Коваль все еще продолжал размышлять о судьбе Варвары Алексеевны.
Успехи Вячеслава в учебе вселили в нее надежду на блестящее будущее. Разве не из их Мышеловки вышел знаменитый профессор-хирург и всемирно известный хоккеист?!
Но вскоре она поняла, что ошиблась, рассчитывая на талант и победы и науке своего мужа. Вячеслав оказался слишком вялым человеком, не умеющим использовать свои способности. Полный интересных идей и замыслов, он не доводил дело до конца и терялся при первых же трудностях. Варвара Алексеевна пыталась встряхнуть его, научить пробиваться в жизни, подталкивала буквально в спину, но от ее упреков и энергичного нажима Павленко еще больше терялся, начинал хныкать и становился таким жалким, что Варвара Алексеевна готова была его возненавидеть…
— О чем у них, у вашего мужа и Журавля, был разговор в тот вечер, вы не знаете?
— Откуда мне знать? — пожала плечами Варвара Алексеевна.
— Значит, он вам ничего не рассказал, — резюмировал Коваль, будто соглашаясь с таким выводом.
— Да я и не интересовалась, — подхватила Павленко. — А что такое, о чем у них был разговор?
— Так в котором, говорите, часу возвратился ваш муж? — снова спросил полковник.
Варвара Алексеевна, видимо, начала терять терпение, но сдерживалась, понимая, где она находится и что с ней не просто беседуют, а допрашивают.
— Я уже какой раз говорю: не помню точно, кажется, в семь.
— Ну хорошо, хорошо, — согласился Коваль. — Семь так семь. Точно вы не знаете. Также вы не знаете, что автор нового изобретения Журавель мог получить крупную сумму денег. А Вячеслав Адамович это знал?
