К рассвету дождь прекратился и с первым теплом вода, обильно напитавшая двор и стены, стала уходить. Лужи впитывались землей, от стен шел густой пар, уносимый ветром, и к тому часу, когда на улице стали появляться первые прохожие, дом ничем не отличался от соседних. Только без крыши, вот и вся разница.
И Сергей забросил ремонт. Он догадывался, что причина странных происшествий кроется именно в том, что он начал переделывать дом, и нечего противиться этому, и кто знает, какие средства сопротивления применит после следующего его шага. Как бы между делом Сергей расспросил старожилов, когда был построен дом, кто в нем жил и когда уехал навсегда. Ничего необычного в этих сведениях не было. Возраст дома, и в самом деле, был не слишком почтенный, строили его обычные люди и жили в нем обыкновенно: росли, рожали детей, любили, враждовали, праздновали и бедствовали. Люди как люди, дом как дом.
Он попытался найти закономерность в сопротивлении дома, но любая из них вполне подходила под случайность. Он разделил их по степени вероятности на возможные и абсолютные. Но, пытаясь понять причины тех и других явлений, он сразу смешал все в кучу, и получалось так, что ни одно из событий нельзя было объяснить до конца. Дом был старым и поэтому в любой день мог разрушиться, но он словно бы ждал, когда приедут жильцы, чтобы показать свой норов. В домовых Сергей не верил, легенды, придуманные им же самим для развлечения и успокоения, не выдерживали никакой критики, и приходилось искать объяснений в области наук точных и вызывающих доверие. На первых порах он решил оставить дом таким, каков он есть, не прикасаясь больше к нему ни пилой, ни рубанком, и все события, которые произойдут, анализировать, чтобы дойти до главной причины. Он с горечью думал о Свете, но отступать не хотелось, странный дождь заразил его болезнью, близкой к кладоискательству, где наградой была не корчага с монетами, а истина.
Весь день он бродил по дому, внимательно присматривался к тому, что осталось нетронутым после ремонта, и его снова поразило несоответствие новшеств по сравнению с тем, что было. Печка, сложенная им самим, была явно чужой всему дому, новые рамы и двери самой своей новизной выделялись, как модницы среди нищих. И именно эти новые части дома отторгались в первую очередь, как чужеродная ткань, пересаженная в живой организм. Отваливалась именно та штукатурка, которую наложили они, порывом ветра сорвана новая, им поставленная дверь, а дождь казался чуть ли не наказанием за разрушение крыши. И еще неизвестно, что будет потом, когда он поднимет руку на пол, стены, подвал.
