Алек отметил, как изменились глаза его дорогой подруги. Они светились сейчас ярким серо-серебряным цветом, такого цвета обычно виделась ее магическая сила.
Видел он, что зрачки Елены стали вертикальными, как у зверя. Однажды он уже замечал за ней такое превращение[3].
Но если тогда это пугало его, то сейчас, наоборот, почему-то радовало. Как нечто, что роднит их с его дорогой подругой. А сам он вновь ощутил ту же волну свободы и силы. Как-то легко и чудесно сразу стало жить. Хотелось взлететь, расправить пестрые крылья, поймать ветер и нестись над землей, выслеживая в заснувшем мире свою добычу.
Павел будто окаменел. Чаша потрясла его, как и сила, вливающаяся в него живительной волной. Ему артефакт дарил покой и некую мудрость. Слишком правильную и древнюю. Перед таким знанием хотелось пасть на колени и внимать. Хотелось утонуть в этом тепле и безбрежном добре. Перед ликом бога… Какого-то иного, прежде не виданного. Но не забытого, по-прежнему сильного и юного. Бога, которому не соврешь…
— Теперь ты знаешь, — обратилась к нему Елена, и в ее словах сквозило какое-то странное торжество.
— Да. — Фээсбэшник оперся об алтарь, будто ноги его не держали. — Я не смогу… Она не принадлежит людям. Только богам. Богу…
Маг и чародейка синхронно кивнули ему, будто освобождая Павла от какого-то гнета, будто вынесли ему договор о помиловании. И вдруг ему сразу стало легче. Ненужный и кажущийся сейчас диким и чуждым приказ забылся, истерся, исчез. Остался лишь покой. И пришло долгожданное понимание…
— Отец Василий? — Елена шагнула к монаху. Ее тон был теперь мягким, голос ласковым. Она присела на корточки рядом с монахом, чуть тронула его за плечо. По щекам его текли слезы. Крупные, редкие, как у страдающего ребенка. Но само лицо выражало радость. Отец Василий получил свой дар. Чаша больше не вызывала у него сомнений. Пусть когда-то она и принадлежала языческому божеству, но сейчас… Такая красота и любовь может идти лишь от того бога, которому монах посвятил свою жизнь. Он узнал об артефакте, будучи еще юношей. И тогда, когда Егор нашел ее сорок лет назад, отец Василий не смог увидеть это чудо. Но всегда мечтал об этом и молился. И вот бог ответил, признал его праведную и честную жизнь. И наградил своего слугу…
— Как вы? — опять спросила Елена.
— Я счастлив, — прошептал отец Василий. Он, стоя на коленях, осенил себя крестным знамением и принялся тихо молиться.
Чародейка нагнулась и закрыла нишу, откуда они извлекли артефакт. Потом обернула своей ветровкой чашу и прижала ее к себе.
