- Не думаю. Он из какой-то тонкой пластмассы. Слишком тонкой, чтобы она была двойной. Но все-таки попробуем.
Мне удалось быстрым движением расстегнуть и раскрыть ошейник. Но Альма вырвалась у меня из рук и повалилась на ковер. Я причинил ей какую-то невероятную боль. Клименко дотронулся до раскрытого ошейника, который висел на шее у Альмы. Он был прикреплен прямо к ее коже, будто приклеен… Я бережно застегнул ошейник. Альма пришла в себя, нетвердо ступая прошла в угол и, отвернувшись от нас, улеглась на ковре.
- Вы что-нибудь понимаете? - спросил я Клименко.
- Нет. Я чувствую, что с ошейником что-то связано. И зачем понадобилось намертво прикреплять ошейник к самой шкуре? И как это сделано, зачем? Ужасно! Я ведь хотел сорвать его…
- Мы убили бы ее!
- Возможно, все возможно… После поведения во дворе… Как она проучила эту маленькую собачку, вашего Сибиряка! Это очень остроумно, это слишком остроумно для… собаки. И я сейчас совсем в другом свете рассматриваю один факт… - Клименко раскрыл свою папку и вынул фотографию: - Смотрите…
На фотографии была мужская рука. Узкая, мускулистая, безжизненно распластанная на белой материи, рука была усеяна глубокими порезами.
- Это все стеклом, - Клименко указал на порезы. - Переднее стекло машины было разбито вдребезги, но не это главное. Вот здесь, возле большого пальца, и здесь, с другой стороны, вы видите? Это следы зубов. Рука сжимала руль, и ее целиком обхватила пасть этой самой Альмы. Я вначале подумал: уж не собака ли виновата? Собака могла испугаться толчка, в страхе «тяпнула» хозяина за руку. Но сейчас…
- Вы говорили, что машина немецкая? - спросил я. - И знаете, Альма не понимает никакой команды, обычной собачьей команды. Может быть, попробовать по-немецки? Но я неважно говорю. Так, чуть читаю, перевожу…
- Я тоже не силен… Но можно попробовать, - согласился Клименко. - Собака, кажется, пришла в себя… Альма, принеси мне книгу! - по-русски сказал Клименко. (Альма не пошевелилась.) - Дас бух! - повторил он по-немецки.
Альма тотчас же вскочила и, схватив зубами первую попавшуюся ей книгу с письменного стола, осторожно положила ее на колени Клименко.
Клименко скромничал - он совсем неплохо говорил по-немецки. И собака выполняла все его приказания. Она вспрыгнула на стол, затем выбежала в коридор и вернулась оттуда с его фуражкой, становилась на задние лапы, потом неожиданно уселась на пол и перестала повиноваться. «Что вам нужно? Я больше не буду выполнять бесполезные поручения», - говорили, казалось, ее глаза.
