Изя посмотрел в зал. Нет, никого не удивлял этот китч:
— Какая-то вампука.
— Папа, тебя снобит.
— Смешно, — грустно сказал Изя.
— Comedy club, — сквозь платок прошуршала Марта.
Первым очнулся очаровательный бутуз, поэт-гражданин Фима Зыков:
— Благая весть, которую, несмотря на советские, а может, и светские предрассудки несет нам Пелевин, увеличивает экзистенциальную цветущую сложность и многовариантность за счет — страшную вещь скажу — соблазна взаимопроникновения умов в условном кооперативном квазиозере, — он разрумянился, отпил воды из бутылочки, показал нехорошие зубы, — ставит опасные диагнозы, расширяет и даже расшэряет имманентность постмодернизма нашего человейника в подспудном призыве беречь в себе раз за разом дряхлый совок, как некую прокладку перед безграничным злом радикального ислама, не говоря об эманации всего и вся…
Известно, что говорит Зыков лучше, чем пишет. Вот только «раз за разом» напоминает заразу.
— Постмодернизм, — задушенным голосом комментирует Боря.
— Галиматня, — урчит Иван.
В лобби закусывают мрачные буряты в своих халатах. Интересно, они его обратно понесут? Спецэффекты. Иллюзиум.
В «боинге» тесно. Робко кучкуется группа паломников и паломниц русской национальности. Вдохновенные, в платочках, они часто крестятся.
— Сережа, ты не забыл образок?
— А кто нас встретит?
— Пиво убери!
— У меня не отстягивается. Заело.
Невкусная и нездоровая самолетная пища. На спинке кресла перед Изей экранчик. Он отыскал среднетупо голливудскую комедию «Отель Люксембург», расслабился, впал в медитацию, перешедшую в дрёму.
…Его рука двигалась все южнее, борясь с мягким сопротивлением… Шероховатые на ощупь ягодицы ея… Трением он добывал огонь желания… «Не в меня…не в меня…»
— Невменяемая, — прохрипел он, ударился о спинку кровати и проснулся. Испуганная Марта что-то спрашивала. Изя потер лоб. Наверное, боднул экран.
«Боинг» на секунду упал в обморок. Изя сглотнул и услышал шум двигателей. Ближайший туалет не работал. Как в поезде. В дальний, еле видный, стояла очередь. Изя, со своей верной простатой, начал осторожно паниковать.
Приблизившись к туалету, он увидел группу из трех человек.
Впечатлял, конечно, шикарный хасид. Не рав, а малина: лисья шапка с хвостом — штраймл, — заправленные за уши пейсы темного золота, белый в полоску шелковый сюртук, ноги в чулочках. За ортодоксом стоял… ПЕЛЕВИН.
Изя решил, что ошибся, и, обогнув писателя, пробрался в закуток, где щебетали стюардессы, и оттуда аккуратно выглянул. Это был ОН!
