|
| Her aunt did not appear before the company, though Mary was aware of her shadow behind the door at times, and a footstep in the passage, and once she caught sight of her frightened eyes peering through the crack in the door. | Тетушка в баре не появлялась, но за дверью несколько раз промелькнула ее тень, и Мэри слышала шаги в коридоре, а один раз заметила, как она испуганно заглядывает в щелку. |
| The evening seemed interminable, and Mary longed for release. | Вечер казался нескончаемым. Мэри мечтала, чтобы ее поскорей отпустили. |
| The air was so thick with smoke and breath that it was hard to see across the room, and to her weary, half-closed eyes, the faces of the men loomed shapeless and distorted, all hair and teeth, their mouths much too large for their bodies, while those who had drunk their fill and could take no more lay on the benches or the floor like dead men, their faces in their hands. | В комнате было так душно и накурено, что уставшие глаза девушки с трудом различали лица окружающих. Их черты расплывались; волосы, зубы, широко раскрытые рты сливались в одно пятно. Выпившие слишком много без чувств валялись на скамьях или прямо на полу, прикрыв лицо руками. |
| Those who remained sufficiently sober to stand had crowded round a dirty little blackguard from Redruth, who had established himself wit of the assembly. | Те, кто еще держался на ногах, сгрудились вокруг грязного плюгавого негодяя из Редрафа, возомнившего себя душой компании. |
| The mine where he had worked was now in ruins, and he had taken to the road as tinker, pedlar, bagman, and had stored up in consequence a string of loathsome songs, gleaned perhaps from the bowels of the black earth where he had once entombed himself, and with these jewels he now provided entertainment to the company at Jamaica Inn. | Шахта, где он некогда работал, пришла в запустение и закрылась. И он стал сначала уличным лудильщиком, затем разносчиком мелкого товара и, в конце концов скатившись до самого дна, разучил массу мерзких песенок и развлекал теперь ими собравшуюся в "Ямайке" публику. |
| The laughter that greeted his sallies nearly shook the roof, topped, of course, by the bellow of the landlord himself, and to Mary there was something appalling in this ugly, screaming laughter, which in some strange way held not a note of mirth, but echoed down the dark stone passages and into the empty rooms above like a tortured thing. | Его похабные песенки сопровождались такими взрывами хохота, что, казалось, потолок вот-вот обвалится. Громче всех ржал сам хозяин. В этом безобразном, визгливом смехе было что-то жуткое: не веселье слышалось Мэри, а скорее вопль какого-то терзаемого страшными муками существа. Звуки эти гулким эхом разносились по каменным коридорам, заполняли пустые комнаты наверху. |
