Едва мушкетерская бригада успела расположиться лагерем на Алме, на позиции, избранной светлейшим, едва он успел ее объехать, как неприятельский флот был уже в море на высоте Евпатории — то было 1-го сентября.
На Алминскую позицию князь Александр Сергеевич, со всеми лицами, состоявшими при нём на службе, выехал 3-го сентября. Настоящего, правильно сформированного штаба у него еще не было, да и сам он собственно не имел никакого назначения: ему, как старшему лицу из находившихся тогда в Крыму, подчинялись прибывавшие туда войска — и только. Таким образом, находились при светлейшем: в качестве дежурного штаб-офицера, подполковник Вунш, присланный к князю командиром береговой линии, адмиралом Серебряковым; в качестве секретаря — Александр Дмитриевич Камовский; чиновник от министерства иностранных дел — Грот и мы, пять адъютантов: Сколков, Веригин, Вилебрандт, Грейг и я, Панаев.
В конце лета 1854 года, когда войска стали прибывать, Вунш в помощники себе взял капитана Лебедева, который занял должность дежурного штаб-офицера; должность начальника штаба занял сам Вунш. За ординарцев при князе состояли: лейтенант Стеценко, мичманы: князь Ухтомский и Томилович. Двух последних светлейший отдал на попечение мне, как бы дядьке. Кроме того для исправления должности офицера генерального штаба, в конце лета был прислан князю кирасирского полка штаб-ротмистр А. И. Жолобов, только что кончивший курс в военной академии. Доктором при светлейшем состоял Таубе.
В таком-то составе двинулся штаб — если только можно назвать его таковым — из Севастополя, и, сделав первый переход до правого берега реки Качи, расположился отдыхом на помещичьем хуторе. Мы собирались в обеду, как во двор вошел вновь прибывший в армию доктор: фамилии не помню, знаю только, что он был назначен в один из гусарских полков. Он пришел явиться к князю, о чём и просил меня доложить светлейшему. Зная как он, в это время, был озабочен, я уже думал отклонить неуместное соблюдение формальности, как светлейший, в окошко, сам увидал доктора и позвал его к себе.
Долго мы дожидались выхода нежданного гостя и уже порядочно проголодались; наконец, он выскочил на двор, красный как рак. Пыхтя и отдуваясь, подошел он к нам; мы все с любопытством на него смотрели, не понимая причины этого волнения. «За что, — думал я, — светлейший его распек? Небывалая вещь!»
— Я как из бани! — произнес наконец доктор, отирая пот и не смотря ни на кого в особенности, — светлейший задал мне такой экзамен, какого я и в академии не держал… И откуда у него столько сведений, и всё такие существенные, чисто научно-практические вопросы?.. Мог ли я предполагать: адмирал и такой старый человек — и столько сведений в медицине. Я насилу собрался с мыслями и ежели бы он сам не ободрял меня, я бы, просто в тупик стал. После, я уже оправился и разговорился с князем, как с
