Ворошилова, жена его, сперва бледная сидела, а потом успокоилась и даже улучила момент, подошла к Климову, когда он наливал из кладовочки дяде своему стакашек беленькой, и сказала:
— Спасибо, Климов. А то он сам не свой уже стал, меня мордует своим плохим настроением, совесть его грызет. Ты знаешь какой? Ты милосердный!
— Это он-то? — возник трезвый, но с белыми от ненависти глазами, Ворошилов. — Это он, гад, милосердный? Это он-то? — из-за которого я два раза чуть человека не убил, то есть его?!
— Но ты ведь не такой на самом деле! — мягко сказал Климов.
— А если такой? — взревел Ворошилов.
На этот раз он был трезв и поэтому силен, гости, все разом навалившись, едва отняли у него полузадохшегося Климова.
Прошло опять время.
— Господи! — тосковал Климов, говоря со своей женой, Климовой. — Ты представляешь, что у него в душе? Ведь у него раз от раза все больше накапливается стыд и совесть, он, наверно, ночи уже не спит и на грани умственного сумасшествия. Неужели я ему еще одного шанса не дам? Это безбожно было бы.
— Пожалуй, — согласилась Климова, жена его.
С тех пор прошло восемь лет.
Четырнадцать раз за это время Климов приглашал в гости Ворошилова или сам к нему напрашивался. И кончалось это однообразно: Ворошилов или душил Климова, или бил его по лицу кулаком, картиной в раме, настольной лампой, детским велосипедом, он пытался сбросить его с балкона, пырнуть ножом, заколоть вилкой.
Но Климов жив, хоть и с царапинами, контузиями и легкими увечьями, одно из которых стоило ему даже операции — не опасной, однако.
Он жив и верит, что настанет день, когда Ворошилов наконец после очередного гостеванья не ударит его, не будет душить или резать, а заплачет, обнимет и скажет:
— Спасибо, брат Климов! Ты спас мою душу!
Он верит в это. И я верю в это.
И вы в это верите, только не хотите верить. Дело ваше, конечно…
26 февраля 1995 г.
Сергей Сергеевич Евфросиньев был бы стократ проклят, если б жил в коммунальной квартире, т. е. квартире с множеством жильцов и одним на всех совмещенным санузлом: туалет и ванна.
Поясню.
Евфросиньев просыпается рано, часов в семь. И сразу идет в санузел, взяв с собой специально не прочитанную накануне газету. Там он сидит и прочитывает газету от первой до последней строки. Получается около получаса (было б еще больше, но Ефросиньев человек с высшим образованием, читает быстро).
В коммуналке ему бы уже стучали в дверь и кричали: «Сволочь! Хулиган! Гад такой! Мерзавец! Подлец!»
