Ада, разумеется, не существует, но, право же, он должен был бы существовать для таких людей, как эта женщина, которая способна намеренно прививать ребенку страх! Огастин был так зол на эту чудовищную няньку, что ему хотелось тут же пойти и выложить все Мэри, но она, к сожалению, уже легла спать.
Он знал, что ему придется выдержать бой, ибо Мэри, казалось, была совершенно околдована няней Холлоран, что было крайне удивительно, если принять во внимание, как часто и как резко расходились они во взглядах…
В наши дни ребенок не должен даже знать о таких вещах, как Страх… или Вина! Это стало ненужным после того великого откровения, каким явилось учение Фрейда…
Джереми еще не добрался до конца длинной подъездной аллеи, когда его ослепил свет автомобильных фар. Он соскочил с велосипеда и оттащил его в кусты.
Но за рулем сидел не Триветт. И машина была другая — большой лимузин, отделанный, словно яхта, красным деревом и медью и освещенный изнутри. Это был автомобиль, который Уэйдеми в отдельных случаях брали напрокат из гаража гостиницы «Мелтон Армс».
В автомобиле было полно молодых людей в темных пальто, с гладко прилизанными волосами, и все они, как один, словно пчелы в улье вокруг новой матки, сидели, повернувшись лицом к длинной, худой, укутанной в шотландский плед фигуре, возвышавшейся на заднем сиденье: Джереми узнал хорошо всем знакомый ястребиный профиль сэра Джона Саймона.
Предложение отправиться спать до приезда хозяина шокировало Уонтиджа, и он был на месте, при исполнении своих обязанностей, когда приехал Гилберт с гостями. Но Мэри уже спала и внезапно пробудилась лишь двумя-тремя часами позже. Что-то тревожило ее — что-то сказанное кем-то в этот вечер по поводу религии, «которая уже остается за пределами веры или безверия». Все-таки, вероятно, это не совсем так? «За пределами спора», видимо, следовало бы сказать. В наше время мы уже научились разграничивать понятия, поддающиеся проверке, и те, что по самой природе своей недоказуемы и потому не могут являться предметом спора, так что теперь нам даже следовало бы иметь два слова для понятия «вера» и два для понятия «истина», поскольку мы не всегда подразумеваем одно и то же под каждым из этих слов.
В конце концов, даже Фома Аквинский говорил о вере как о волевом акте, что целиком отличает ее от поддающейся проверке истины… а только эта последняя и может, разумеется, считаться подлинной, поспешила заверить себя Мэри.
