На ее взгляд, действительно, ничего не изменилось. То, что для него явилось душераздирающим откровением, Денизе в течение долгих месяцев служило основой для существования. Что она могла поделать с тем, что ее любовник и ее муж встретились в одной эскадрильи, прониклись друг к другу глубоким уважением, а работа в экипаже сплела их нервы в один узел и почему это должно было бы отдалить ее от Жана? Могла ли она разделить с ним его ужас перед подобной ситуацией, с которой она смирилась с самого начала и которой пользовалась без угрызений совести? Раз он не попытался побольше разузнать о ее жизни, раз ему было достаточно ее тела и ее смеха, кто же тогда дал ему право оскорблять ее чувство, тем более что он увидел, насколько оно сильно и как много причиняет ей боли?
Тем не менее он не мог смириться. Он знал об этом по внутреннему убеждению, а оно сильнее, чем любые доводы. Будучи не в силах объяснить его своей любовнице и боясь причинить ей страдание, он решил уехать, не повидавшись с Денизой. К тому же ему оставалось занять чем-то всего несколько часов, а уж там жизнь в эскадрильи поглотит его без остатка.
Этот последний день он провел в кругу семьи, весь во власти томной грусти, которая обычно следует за отречением. И пока они вполголоса беседовали среди сгущающихся теней, тень смерти скользнула мимо Эрбийона. В его памяти отдавались слова товарищей:
— Эскадрилья быстро обновляется.
— Чем дольше летаешь, тем больше сокращаешь свои шансы выжить.
За несколько недель, причем при затишье на фронте, он пережил гибель Бертье, Дешана, Живаля. Ничто не оправдывало его веру в неуязвимость собственного тела. Взрыва одного из тех снарядов, которыми каждый раз пестрела его воздушная дорога, было достаточно, чтобы его глаза навеки закрылись. Его судьба зависела от местонахождения немецкого снайпера, от случайного заклинивания пулемета, от каприза мотора.
Как хрупка была его жизнь и напрасна тревога, терзавшая его последние два дня! Как маловероятен был его шанс, а вместе с тем и шанс Мори ускользнуть от воздушных засад! Да и разве не могла бы решить в скором времени всех проблем их одновременная гибель?
В тот же момент неуемное, как инстинкт, желание жить заставило его выпрямиться. А поскольку смерть неусыпно его подкарауливала, то неужели он, вновь повернувшийся к ней лицом, не имеет права на все, и зачем отказываться от заведомо высшего подарка судьбы?
День клонился к ночи, ярче и грубее разжигающей пламя желания. Она поманила его к тому дому, дорогу к которому он открыл лишь накануне; только одного он боялся — что не застанет в нем Денизу.
