В соседней палате молодая медсестра купала малышку. Она подняла глаза на акушерку, когда та вошла в палату.
— Клер крепкий орешек, — пробормотала медсестра. — Родила такого прекрасного ребеночка, а теперь хочет от него отказаться.
Акушерка вздохнула.
— Думаю, тебе еще предстоит столкнуться и не с такими ужасами. И не только с медицинской точки зрения.
Молодая сестричка вопросительно подняла бровь.
— Что вы имеете в виду?
— Иногда матери испытывают боль, которая гораздо сильнее боли от родов, — мудро заметила старшая женщина. — Та девушка и сама еще почти ребенок. Молли ее приемная мама — где же тогда ее настоящая мать, хотела бы я знать? Да, Клер делает вид, что судьба ребенка ее не волнует. Но я видела, какими глазами она смотрела на малышку, пока та лежала у нее на груди. Думаю, она хотела бы оставить девочку себе, но что-то из ее прошлого не позволяет ей так поступить. Мне, конечно, ничего не известно… Я лишь хотела сказать, что в нашей работе иногда нужно шире смотреть на вещи.
Медсестра медленно кивнула и начала осторожно вытирать ребенка Клер. Слова старшей коллеги заставили ее задуматься.
Позже той ночью, когда в палате воцарилась тишина, Клер встала с кровати, морщась от боли. Она на цыпочках прошла по коридору, задержавшись у комнаты для персонала. Из-за двери доносились женский смех и обрывки разговора. Медсестры наслаждались честно заработанным перерывом. Удовольствовавшись услышанным, Клер поспешила к палате новорожденных. Еще не войдя в нее, она увидела через Стекло ряды крошечных колыбелек, затем, оглянувшись, приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. Ребенок нашелся сразу же, и Клер долго стояла, удивленно глядя на малышку. По ее мнению, девочка была самой красивой в палате. Затем, не устояв перед искушением, она осторожно вынула ребенка из колыбели и взяла на руки. Девочка проснулась и посмотрела на Клер. Ее глаза были точно такого же цвета, как у матери.
— Привет, маленькая.
Малышка серьезно смотрела на нее, словно понимала каждое слово. За свою короткую жизнь Клер неоднократно переживала ужасную боль. Но ничто не могло сравниться с той болью, которую она испытывала сейчас, — ведь Клер знала, что больше никогда не увидит своего ребенка и не сможет подержать его на руках.
— Извини, но я не могу тебя оставить, — горестно сказала она, и слезы стекали по ее щекам, капая на пеленку. — Понимаешь, мне нечего тебе предложить. Я плохая. Но я знаю, что где-нибудь для тебя найдутся настоящие мама и папа, которые полюбят тебя и сделают так, чтобы их ребенок ни в чем не нуждался. У тебя будет все то, чего не было у меня.
