– Идём быстрее! – увлекая её за собой, воскликнул он, принимая сближение. – Мы с тобой опоздали настолько, что нас могут уже не пустить.
И они побежали в театр, неизвестно, отчего развеселившись вдруг по дороге, как школьники, которых отпустили с уроков. Миновали суровую старуху на входе, предъявив ей билеты, сдали одежду в гардероб, взяли белый с облезлой позолотой бинокль, чем расположили к себе гардеробщицу, и, уже не слыша брошенное им вслед добродушное «Бегите быстрее, а то не пропустят!», добрались по мраморной лестнице до закрытых тяжёлых дверей на втором этаже, из-за которых, словно прибой, грохотала музыка.
Сидевшая на низеньком пуфе старушка с вязаньем подняла на них пустые глаза, окружённые набрякшими веками. В её жёстких седых кудрях, прибранных пластмассовым гребнем, в старческих складках возле губ, в невидящем взгляде из-под очков, в мелькающих спицах и выползающих из-под них шерстяных петлях присутствовала неумолимость древнегреческой Парки.
– Пустите нас, пожалуйста! – взмолилась спутница Николая Ивановича, и вид её был до того трогателен, что консьержка отвечала ворчливо:
– Проходите уж, ладно.
Проникнув за тяжёлые двери, они оказались как будто бы внутри огромной чёрной трубы, на конце которой ярко светилась сцена с двигавшимися по ней поющими фигурками. Со всех сторон бухал и пиликал оркестр, а в темноте угадывалось море молчаливых сосредоточенных зрителей.
Когда они добрались до места и, возбудив недовольное ворчание среди соседей, устроились в креслах, Николай Иванович наконец-то смог как следует рассмотреть свою спутницу.
Её причёска, в виде башни возвышавшаяся над головой и украшенная бабочками, мелкими цветами и блёстками, казалось, распространяла вокруг себя радужное сияние. Плечи были оголены, грудь волновалась и напирала на тесный и жёсткий лиф; всё платье нежно-кремового цвета напоминало воздушное пирожное, а руки, по локоть затянутые в перчатки, поражали тонкостью и изяществом.
Николаю Ивановичу показалось, что он находится рядом с очень дорогим кондитерским изделием, обсыпанным сахарной пудрой. «Неужели же это всё ради меня одного?» – восхищённо подумал он и, внезапно вспомнив про неотключённый мобильный телефон, полез в задний карман брюк.
– Что ты там ищешь? – шёпотом спросила Кристина.
– Ищу телефон, – отвечал он, извиняющимися глазами поглядев на соседей.
– Он что у тебя, в жопе застрял?
Гаврилов замер и внимательно посмотрел на пухлые детские губы, глянцевые от помады. В ответ на его озадаченный взгляд Кристина от души рассмеялась, как если бы произнесла на редкость удачную шутку.
