Один – протяженностью в бесконечные шестнадцать лет и другой – увы, скоротечный…
Между первым периодом и вторым пролегают водоразделом исторический ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза, положивший конец моим крестным мукам, и разразившийся вскоре же VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве, вознесший меня на вершину блаженства.
Впрочем, подумалось мне, я бы мог еще сколько угодно делить свою жизнь или множить на фазы и периоды, анализировать и выискивать в ней случайности и закономерности – а только я прожил ее, удивительным образом, в точности следуя дьявольски изощренному сценарию матери моей.
Волосы на голове поднимаются дыбом, когда представляю пределы мстительности раненной в самое сердце женщины…
В тот памятный вечер Альцгеймер ушел, ничего не сказав, но наутро вернулся и сообщил…
О, сказали бы мне, когда я висел на кресте, что меня вдруг полюбит всем сердцем английская принцесса и для встречи со мной специально приедет в Москву – я бы воспринял все это как горячечный бред, неуместную насмешку, помноженную на садизм.
Я слышал уже: что я враг, что я друг, что герой, что я жалок, что мною гордятся и что меня ненавидят, и чтоб я сдавался, и чтобы подох, что меня ждут в аду, что мне место в раю – но никто никогда не говорил мне, что любит меня…
И также Альцгеймер поведал мне, что:
– в продолжение всех моих крестных лет обо мне что ни день трубили газеты «свободного мира»!
– и что я таким образом вдруг превратился в нового Мученика и Спасителя человечества!
– и что «там, в том мире» повсеместно растут как грибы, явные и тайные сообщества людей, поклоняющихся святому Киру – то есть мне!
– и что именем Кира (то есть моим!) в самом сердце Нью-Йорка названа площадь!
– да и сам я, по версии авторитетного журнала «TIME», единодушно был признан человеком года!
– и даже (вообще!) стал самым юным лауреатом Нобелевской премии мира за всю историю существования Нобелевской премии мира!..
В то далекое и душноватое июльское утро 1957-го я вроде внимательно слушал моего наставника – но мало чего понимал.
«Святой мученик», «спаситель человечества», «площадь в Нью-Йорке», «по версии «TIME», «самый юный лауреат» – звучало красиво, но мало что значило для меня.
То есть слова существовали сами по себе – как и я сам, продолжая пребывать вне всякой связи с ними…
Итак, помолчав, продолжал Макс Петрович, некая тринадцатилетняя девочка по имени Маргарет Роуз Виндзор однажды прочла в газете «The Guardian» о некоем мальчике, тоже тринадцати лет, позорно распятом в Москве на кресте.
