Кир | страница 54
Внезапно и непостижимо фотографии под его пальцами пришли в движение, наподобие броуновского, и так же неожиданно залегли на столе – как замерли.
– Вот она, золотая рыбка! – с одного раза безошибочно определил старый разведчик. – Что, угадал?
Я молчал, потрясенный магическим даром Альцгеймера.
– Твой вкус одобряю! – решительно похвалил он, с прищуром разглядывая фотографию, словно видел ее впервые.
– А хороша ведьма, а! – скорее утвердительно, чем вопросительно заметил генерал-лейтенант и заговорщицки подмигнул. – Хороша, а?
– Могу познакомить! – неожиданно предложил он (отчего я едва не лишился рассудка!).
– Не позднее чем завтра! – воскликнул Альцгеймер как о решенном деле.
Сама мысль о возможной встрече с возлюбленной из сновидений мне представлялась невероятной!
– Завтра, Кир, – повторил генерал, – ты увидишь ее своими глазами на торжественном открытии VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве!
Должно быть, решив, что его плохо слышно, он перебрался со стулом поближе ко мне.
– Ты, что ли, не рад? – удивленно поинтересовался он.
От него вкусно пахло кислыми щами.
И тут мне не к месту, должно быть, припомнились обрывки наших с Альцгеймером разговоров, где он не без гордости признавался в своей близости к простому народу во всем, что касается простоты!
– Я ценю в простых людях несложность! – любил подчеркнуть Макс Петрович.
– Всё, – повторял он, как мантру, – на самом-то деле просто, если только не усложнять!
От его мыслеформ вообще отдавало не единожды пережитым и многажды выстраданным.
Например, он всерьез полагал, что «все люди друг другу – враги!»
И при любом удобном случае повторял, что «и друг мой – он тоже мне враг!»
– Да и ты себе – враг! – прибавлял он с ухмылкой.
При всем моем уважении к Максу Петровичу я людей никогда не делил на друзей или врагов, и на добро и любовь всегда старался ответить любовью и добром…
– Фестиваль! мир! молодость! – между тем просвещал меня старый разведчик. – Секс! кока-кола! наркотики! рок-энд-ролл!
– «Песню дружбы запевает молодежь, молодежь, молодежь, эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь, не убьешь!» – пел и в такт тормошил меня генерал.
– Утро вечера, брат, мудренее! – наконец, на прощание пообещал шеф службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР…
50
Как-то так получилось, что вся моя жизнь поделилась как бы на два периода: на первый, детско-юношеский, через край бьющий лишениями и страданиями, и на второй – внешне полный комфорта и благополучия.