– Кто еще, как не мы с тобой, защитит всевозможные завоевания Великой Октябрьской социалистической революции? – вопрошал он у меня голосом, полным отчаяния, и сам же решительно отвечал: – Никто!
Или вдруг неожиданно приседал и предупреждающе прикладывал к тонким губам указательный палец правой руки:
– Помни, Кир, – говорил, озираясь, Альцгеймер, – повсюду враги! Ежу же понятно, что если не мы их, – шептал, – то они нас!..
Так, в общем, мы с ним толковали, пока он однажды…
Однажды шеф службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР разложил на столе, как пасьянс, тринадцать фотографий пленительных девичьих образов и как бы играючи предложил мысленно выбрать одну из них и запомнить.
Сразу скажу, что один из тринадцати ликов мне был знаком.
И я бы не спутал его ни с одним другим ликом на свете!
Меня, помню, бросило в жар, потом в холод, и я испытал смятение чувств, какого со мной не случалось.
Прелестное существо с фотографии как две капли воды походило на ту самую, что являлась мне в сновидениях.
И по сей день в усталом мозгу вспыхивают, подобно светлячкам в ночи, картинки нашего с ней любовного буйства, имя которому – тайфун, ураган, апокалипсис!
Так и чудится мне, как она возникает волшебно, будто из воздуха, в моей подземной обители и, пританцовывая, приближается ко мне…
О, врожденное чувство стыдливости вряд ли позволит мне описать (да это и неописуемо!) хотя бы тысячную толику наших ночных безумств.
Ах, мы любили друг друга нежно и трепетно, томно и сладостно, страстно и ненасытно.
Слов я не помню (а вопли восторга не в счет!), я ее ни о чем не расспрашивал, и ее как будто ничего не интересовало.
Само Время, казалось, остановило свой бег и только с изумлением взирало на нас.
Мы не знали усталости, не ведали страха, сомнений, печали, и нас не заботило, что с нами будет.
Я видел сияние звезд глубоко под землей в моей конуре, вход в которую охраняли тринадцать латышских стрелков.
– Ну-ну, что ли, выбрал? – услышал я голос Альцгеймера.
Не в силах сдержать волнения, я потупил глаза и кивнул.
– Дай-ка минутку подумать! – как мне показалось, насмешливо пробормотал генерал-лейтенант и неторопливо простер свои белые руки над пасьянсом.
– Барух Ата Адонай Элогейну Мелех Ха Улам, – загундосил Альцгеймер, насколько я мог различить, используя тюркскую группу языков.
– Ми Ат? Ми Ат? Ми Ат? – страшно вращая зрачками, вопрошал он подчеркнуто приказным тоном.
– Ти-са-пер! Ти-са-пер! Ти-са-пер! – подвывал и взывал он, закатив глаза.
