) были замечены в районе Финляндского вокзала, где дружно, в четыре руки размахивали карающим мечом революции.
Об этапах большого пути генерал-лейтенанта Альцгеймера (отнюдь не усыпанного розами!) при желании можно прочесть в Большой Советской Энциклопедии или книгах серии о пламенных революционерах прошлого, настоящего и будущего.
Любопытствующий наверняка задастся вопросом: как человек, прошедший горнило революций и войн, ссылок и репрессий, вражеских тюрем и советских концлагерей, потерь и предательств, мог еще сохранить веру и верность идеалам Свободы.
Нет сомнений, Макс Петрович Альцгеймер воскреснет однажды в памяти потомков как эталон несгибаемого революционера с полным набором известных качеств, присущих всякому несгибаемому революционеру, как то: угрюмым аскетизмом, непримиримостью к врагу, безрассудной отвагой, кристальной честностью, склонностью к самопожертвованию и вообще.
Помню, едва меня к нему привели, как он первым делом упал на колени и слезно умолял меня не держать в сердце зла и обиды на советскую власть.
Пока я недвижно стоял, он ползал вокруг меня, дергал за штаны и во всех моих бедах винил людей, коварством и подлостью узурпировавших эту самую власть, по его глубочайшему убеждению, самую прогрессивную в истории человечества.
– Увы, – говорил он с надрывом, – человеческий фактор все и всегда портит.
– Эх, кабы не люди! – хрустел он зубами и стискивал пальцы в кулаки. – Когда бы не люди! – кричал он в отчаянии.
– Цены бы не знали, – стонал генерал-лейтенант, – союзу рабочих, крестьян и примкнувшей интеллигенции, когда бы там не было людей!
– Человек и революция – две вещи несовместные! – восклицал он в порыве вольного подражания великому русскому поэту Александру Сергеевичу Пушкину…
В конце концов после его откровений, слез, уговоров и даже угроз я пообещал забыть все обиды на нашу социалистическую Родину-мать.
…Тут я со всей откровенностью должен признаться, во избежание возможного недопонимания: и в горячечном бреду, пребывая на грани между жизнью и смертью, я не винил в своих бедах Родину, но бесконечно благословлял – во что генерал, судя по всему, решительно отказывался поверить…
– Последнее дело, сынок, обижаться на мать, – по-отечески толковал мне Макс Петрович, вставая с колен. – Ей, бедной, и так достается, а тут еще люди!..
Действительно, мысленно я соглашался с Альцгеймером: нас много, а Родина – одна!
– Кто еще, как не мы с тобой, защитит всевозможные завоевания Великой Октябрьской социалистической революции? – вопрошал он у меня голосом, полным отчаяния, и сам же решительно отвечал: – Никто!
