– Гомункулусы не справляются, – холодно отрезал Вениамин, скрещивая руки на груди. – Я пробовал. Можешь попытаться ты, ты более опытная чародейка. Член Капитула, как-никак. С радостью у тебя поучусь.
Повисло тяжкое молчание. Мэтр Бонавентура, человек никак не робкого десятка, сидел бледный, глаза его судорожно перебегали с Алисанды на Вениамина и обратно.
– Чудно как-то, – огорчённо вздохнул мастер, глядя на чародейку. – Ежели эти некро-как-их-там упырей убивают, так чего ж нам ещё желать? Побольше их, значит, на все дороги выпустить, и тогда… Спасителево имя святое, да я тогда с превеликой радостью на покой уйду!
– Некроконструкты, – сухо поправила Алисанда. – Некромагия, сударь мой охотник, эта вещь полностью противоположная магии обычной. Обычная магия не нарушает… впрочем, неважно. Важно лишь то, что некромагия в качестве побочного эффекта – одного из – ведёт к разупокоиванию кладбищ и погостов, к появлению хорошо известных по сказкам и преданиям «живых мертвяков», ходячих трупов, зомби, что куда кровожаднее упырей и вампиров…
Впечатлительный мэтр Бонавентура охнул, лицо мастера посуровело, однако он упрямо покачал головой.
– Я, госпожа Алисанда, и сказки про мертвяков слышал, и самому с ними переведаться пришлось, когда сказки те былью обернулись. Да только они…
– Никаких «только», – резковато начала было волшебница, но тотчас овладела собой и даже положила руку в перчатке старому охотнику на предплечье. – Простите, мастер. Я плоховато объяснила. Некромагические возмущения, назовём их так, приводят к тому, что покойники, даже замурованные в склепах, даже просто скелеты, пробуждаются к жизни. Сказок про это и впрямь много; и в сказках всё это, конечно же, кончается хорошо.
– Когда мы с ними дрались, всё тоже кончилось хорошо, – не сдавался старый охотник.
– Верно, – кивнула Алисанда. – Мы тогда победили, великой ценой, но победили. Но это ведь может повториться. На самом деле всё далеко не так радужно. Надо ведь помнить, что на древних кладбищах, особенно переполненных, что встречается сплошь и рядом в старых городах, где в пределах церковных оград мертвецы уходят в землю на три десятка локтей, начинается… там рождаются костяные гончие или того хлеще – костяные драконы. Убийцы куда хуже вампиров, которые, как ни крути, убивают, потому что хищники. Насытившись, вампир… успокаивается. Во всяком случае, на время, в отличие от костяной гончей или костяного же дракона. Эти терзают и рвут исключительно потому, что это единственное им доступное действие. Они не насыщаются. Они никого не пытаются обратить. Они просто убивают – десятками, сотнями. Если их не остановить – тысячами. И набирают силу с каждой смертью ими замученного. На наше счастье, когда случился тот самый прорыв и битва под Предславлем, костяных драконов там не оказалось, иначе мы бы, скорее всего, не устояли.
