Битва глобальных проектов Часть 2 | страница 16
То же самое в свое время сделал боярин Годунов, чье возвышение было связано с тем, что его дочь Ирина стала женой последнего царя из рода Рюриковичей — Федора Иоанновича. Других признаков родства, кроме супружеского ложа, с царским домом у узурпаторов, китайского и русского, не было.
Но не только это роднит две великие и трагические фигуры мировой истории. Ван Ман, так же как и царь Борис, наводит порядок в охваченной хаосом неповиновения и брожения стране. Добивается он этого отнюдь не мягкими мерами: ужесточает вертикаль власти, подвергает репрессиям недовольных и оппозицию, вводит суровые законы и дополнительные налоги.
Но сходство этих двух правлений на этом не заканчивается. На Китай во времена правления Ван Мана обрушиваются стихийные бедствия, неурожай и голод, что никак не указывает на согласие Неба выдать «мандат на правление» новой династии. В результате Срединную империю охватила волна восстаний, которая привела к падению императорского клана Синь и возвращению на трон династии Хань, которая продержалась у власти еще 200 лет. Истории возвышения и крушения династий Синь и Годуновых очень схожи, что лишний раз подтверждает тезис о том, что «русский с китайцем — братья навек!».
Продолжительный прогресс эпохи второй династии Хань сменился в конце II века очередным кризисом, который привел к восстанию «желтых повязок»:
«В 184 г. некий Чжан Цзяо объявил себя «Желтым небом», т. е. «Небом справедливости», в противоположность «Синему небу» насилия, и началось восстание «желтых повязок». Сам Чжан Цзяо был человек, «которому бедность не позволила получить ученую степень». В основу нового учения легла философия Лао–цзы, но на народ большее впечатление производили наговорная вода, которой Чжан Цзяо лечил больных, и приписываемая ему способность вызывать дождь и ветер. К пророку стали стекаться последователи, более 500 его учеников ходили по стране, проповедуя «Великое Спокойствие» и вербуя приверженцев, число которых росло день ото дня. Они объединялись в дружины с полководцами во главе, дабы перед ожидаемым концом мира установить истинную веру. За полгода силы повстанцев выросли до 500 000 бойцов, причем в числе восставших оказались военнопоселенцы в Аннаме и хунны. Правительство потеряло контроль над страной. Ханьские чиновники прятались за городскими стенами. Движение «желтых повязок» не было только крестьянским бунтом или политическим восстанием. Оно ознаменовалось также мощным идеологическим сдвигом: философская система Лао–цзы претворилась в религию — даосизм, вобравший остатки древнекитайского политеизма — почитания шэнов, языческих божеств. Этим даосизм сразу завоевал симпатии широких слоев крестьянства, и, таким образом, крестьянское восстание слилось с проповедью национальной религии, возникшей как противодействие чужеземному буддизму, нашедшему приют при дворе. Понятно, почему именно учение Лао–цзы, а не конфуцианство было использовано в борьбе против ханьского режима. Сам этот режим был делом рук конфуцианцев, и они могли возмущаться лишь бездарным применением принципа, но не самим принципом. Истинные конфуцианцы — всегда немного ретрограды, так как они воспитаны на истории и уважении к предкам. Кроме того, конфуцианцы, получая образование, отрывались от безграмотного народа, поэтому они выступали в защиту династии против правящих вельмож то как заговорщики, то как руководители легитимистов, нигде не смыкаясь с народными массами. Даже перед лицом смертельной опасности, исходившей от евнухов, конфуцианцы оказались не в состоянии возглавить сопротивление; это сделали мистики–даосы, вбиравшие в себя творческие и беспокойные элементы из крестьянской массы, ибо для мистика не нужно учиться наукам, а нужны горячее сердце и пылкая фантазия, а когда к этому добавились социальная ненависть, обида за века притеснений и несправедливостей, отвращение к чужеземным фаворитам, то гражданская война стала свершившимся фактом» (Л. Н. Гумилев. Троецарствие в Китае).