После этого односложного ответа, (извините, а чего еще я ожидала?) у меня на время пропало желание творить добро.
Через полчаса торжественно вынесли торт. Именинник хохотал, горели свечи, летели конфетти и серпантин, Донни вертелся вокруг Джулиана, потом они вместе свечи гасили, раздувая щеки как хомяки, и загадывали желания. Потом все аплодировали, шампанское вновь полилось рекой, официанты начали разносить торт гостям, половина из которых тут же вновь кинулись танцевать, а другая половина были уже так пьяны, что танцевать попросту не могли, поэтому поглощали торт.
Ева придвинула ближе к себе тарелку с куском торта, от которого я благоразумно отказалась. (Спасибо, Кеану! Я держу данное себе обещание!)
Она жадным взором проводила поднос с другими кусками, которые официант понес на соседний столик.
В этот момент, добродетель вспыхнула во мне с былой силой:
– У тебя точно все в порядке? – Еще более многозначительным тоном чем прежде, спросила я.
Ева вновь глянула на меня с удивлением, и на этот раз ответила вопросом:
– А что?
– Ну-у… – растерялась я. Нельзя же было так просто спросить «ты -обжора?»
– Почему ты спросила? – Ева потянула ложку с тортом ко рту.
– Я…ты только ничего не подумай… понимаешь, – я изо всех сил старалась быть женщиной, которой можно доверять, – мне показалось, что…ты…
Взгляд Евы сделался недовольным, ложка застыла у самых губ:
– Говори скорее, пожалуйста, в чем дело?
– Короче, мне показалось, что ты страдаешь булимией! – Скороговоркой выпалила я.
На лице моей собеседницы отразилось изумленное недоумение:
– Что? Чем я страдаю? – Ложка опустилась назад, в тарелку.
– Булимией. – Повторила я. Я уже от всего сердца жалела, что завела этот разговор. Но путей для отступления у меня уже не оставалось. Ева была заинтригована и разозлена.
– Что такое булимия?
– Н-ну, это такая…болезнь, вернее,…расстройство…
– Какое такое расстройство? – Ева старалась не повышать голос, чтобы наш разговор не услышали посторонние, но ее шепот был уже истеричным.
– Это такое расстройство, когда очень много ешь и не можешь остановиться.
– Что?
– А потом идешь в туалет и плюешь все в унитаз… – Господи, как бы мне исчезнуть! Надо было держать язык за зубами.
Ева некоторое время смотрела мне в глаза с недоумением. Потом, может быть, она заподозрила что-то, и ее взгляд сделался надменным и даже презрительным:
– А тебе до этого какое дело?
– Понимаешь, в этом нет ничего стыдного…
– Стыдного? – Она нервно забарабанила пальцами по столу.
