И относились ко мне с уважением. До сих пор бывшая шефиня, милая девочка, вызванивает меня потрудиться в горячем цеху бумажной фабрики, где температура зашкаливает за сорок пять, — с меня десять потов сходило, но дело я делал хорошо.
А теперь, стоит мне предъявить свой значок шефа секьюрити и назвать имя, я буду чувствовать себя как дома в любой дискотеке.
Весна, солнце, ветерок в лицо. Еду мимо казарм, смотрю, не мелькнут ли знакомые лица под фуражками, небось помнят мои сияющие умывальники. Еду мимо отеля — фак вам, эксплуататоры, знаю и вас. Под мостом догнал меня призывный паровозный гудок, и сердце снова дрогнуло. Поезда мои отправились в дальние страны, всех вас в железные морды помню и даже по голосу узнаю. На перекрестке машина остановилась рядом, а оттуда: «Хэлло, Макс!» Незнакомые молодые ребята — видно, в дискотеку к нам в Монберге заходят. Где мне их всех упомнить! Махнул рукой — узнал, типа. В магазине бывшую шефиню встретил, хорошая такая, грустноглазая. «Может, вернешься к нам?» Да нет, девочка, не вернусь. Приходи лучше ты в «Ангар» со всей нашей слесарной бригадой. От площади выезжаю — навстречу несутся трое парней на черных мотоциклах и в куртках «Аутлоус», лица прикрыты забралами, не разглядеть. Первый посигналил мне, другие рукой махнули.
Как там?.. «Летят самолеты — привет Мальчишу!» Вот уж правда. И так бывает. Ничего не пропадает зря. Что бы ты ни делал, делай изо всех сил, а главное — с любовью. Зачем? Да вот за этим. Счастье, когда весь мир вокруг — твой дом.
* * *
В последнее время нервничаю на дежурствах. Это плохо. Очень плохо. Держу себя в руках, но агрессия прорывается. Лелики и болеки усмирились, Анри все понял и снова стал моим аккуратным, надежным (до поры до времени) помощником. В прошлую среду мы вытащили из танцхауса двенадцать (!) сопротивлявшихся человек. Как мы ухитрились при этом ни разу не получить по шее, для меня осталось загадкой. Продержались до приезда полиции.
В «Ангаре» новый шеф вместо Яна, Ганс. Отношения, слава богу, тоже в порядке, однако чувствую себя гораздо менее уверенно, чем с Яном. С ним я всегда знал, что спина моя прикрыта. С новым шефом все наоборот. В мою работу он не вмешивается, но я уверен: если не дай бог что, вся ответственность полностью ляжет на мои плечи. Он меня прикрывать не станет. А Ян бы прикрыл, даже в ущерб танцхаусу.
В танцхаусе продолжается мышиная борьба за власть. Тут тоже надо учитывать немецкий менталитет: старый, долго проработавший сотрудник имеет зачастую не меньшее влияние на коллектив, чем непосредственный начальник. А Ганс-ляйтер танцхауса, но новичок. С ним держатся уважительно, однако глава отдела обслуживания, тридцатипятилетний толстяк Курт, здесь с самого основания танцхауса, и после ухода Яна начал делать что хочет, забив на всех. Попытался даже залезть на мою делянку, учить моих парней, правда, тут же получил отпор и отступил. Передел сфер влияния, тем не менее, стал набирать обороты. Сначала Курт поругался с моим охранником. Я, в свою очередь, сорвался на его подчиненных. Были переговоры, и теперь он — единственный, кого выпустят мои ребята из танцхауса в рабочее время, а я — единственный из коллектива администрации, кто имеет право во время рабочего дня заходить в любой из баров танцхауса и бесконтрольно наливать себе что вздумается. В частности, и потому, что все знают: ничего, кроме чашки кофе или какао, на службе я себе не налью. Обменялись то есть индульгенциями.
