— В Князьборе своем давно был, ты ведь князьборский? — спросил секретарь райкома.
— Князьборский, лет семь-восемь назад был там,— честно ответил Матвей, не понимая, к чему и зачем это.
— А скажи, Матвей Антонович,— осведомился Шахрай,— не из того ли самого ты Князьбора, в котором когда-то волов сеяли?
Ну, началось, воспринял этот вопрос Матвей как переход к основной теме, князьборские побрехушки он знал хорошо. Было такое с его сельчанами, каких только сказок про них не рассказывают. Решили и постановили князьборские Мужики, чтобы у каждого свои волы были и чтобы росли они так же быстро, как трава в поле. Пообрезали у волов хвосты и в землю посадили. И поливать начали. До сих пор, говорят, поливают и ждут, когда волики из земли прорежутся. Так что намек был ясен.
— А вы что, тех посеянных воликов на учет взяли? Включили в план по мясозаготовкам?
— Горяч, горяч,— одобрил Липай,— плюнь на него — шипит.
— Включили. И трутней из «Зари коммунизма» включили, кстати, все уже выхолощены к весенне-полевым работам?
Чувствовалось, что эти слова секретаря членам бюро непонятны, не в курсе они еще последних событий. Во все глаза глядели на Селивончика, ждали от него разъяснений. Только Липай уже начал что-то соображать, крутился на стуле, как на колу. У Матвея все внутри похолодело, оборвалось, и мысль его была об одном: быстрее бы все это завершилось. Он собрался, глянул в глаза Шахраю.
— Когда и кому сдавать дела? — как бы со стороны услышал собственный голос, хотел было отвести глаза от Шахрая, но не смог. Они, Матвей и Шахрай, вроде бы как сцепились взглядом, испытывали силу друг друга, взглядом гнули, ломали один другого, но ни тот, ни другой не смогли осилить, взять верх. И тут в лице Шахрая что-то дрогнуло. Шахрай подмигнул ему. Матвею показалось, что он ошибся, этого не могло быть. Но . Шахрай улыбался, он хохотал, но только хохот этот слышал один Матвей.
— Я тебе припомню еще трутней... — Здесь тоже не было полной ясности, прозвучали эти слова для всех, произнесены они были вслух или это только почудилось ему.
— Я думаю, все, товарищи, ясно. Кандидатура товарища Ровды не вызывает сомнений. Ставим на голосование вопрос об освобождении его от прежней должности.— Шахрай не смотрел больше на Матвея, словно того и не было. И Матвей почувствовал, что его действительно уже нет. Он отказывался верить своим ушам. Из-за каких-то трутней...
А Шахрай, так же не глядя на него, продолжал:
