— Боже мой! Какая прелесть! — протиснувшись между сиденьями, пересаживается назад и берет ягненка на колени. Утомленный дорогой, тот не сопротивляется, только разок коротко и нежно блеет.— Ух ты, мой маленький! Ух ты, мой беленький. Куда это тебя везут?
— Нюх, как у собаки,— замечаю я.
— А я ищейка,— отзывается попутчица.— Со мной можно ходить на охоту.
Я оглядываюсь на нее и, задержав взгляд на округлых коленках, киваю. Она не реагирует на осмотр.
— Где вы добыли этого красавчика? — приподнимает ягненка и прижимает к груди.
— Почему бы вам не завести ребенка? — говорю я.
— Ого! — удивленно и немножко обиженно растягивает она.— Вы страшный человек... И все-таки вы не ответили на мой вопрос.
— Ягненка нам подарили пастухи,— говорю я.— Мы ездили в горы к пастухам. С нами была женщина. На прощание пастухи сделали ей подарок.
— А вы его отняли? Это на вас похоже.
Я засмеялся.
— Какой хорошенький! И какой теплый! Я никогда не держала ягнят на руках. Если б я поехала с вами в горы, мне тоже подарили бы ягненка?
Пожимаю плечами.
— Жаль, что не я ездила с вами,— вздыхает она.
Я смотрю на нее через зеркальце. Да, с этой, пожалуй, все было бы иначе. Проще...
— Что вы намерены с ним делать? — спрашивает попутчица.
— Я его зарежу и съем,— говорю я.
От неожиданности она осеклась. Потом сказала:
— Боже, какой троглодит! И вам его не жалко?
Я опять пожимаю плечами и, направив зеркальце, разглядываю свою попутчицу. Смазливая мордочка, курносый нос, нежно наметившийся второй подбородок. Ей нет и тридцати. Склонность к полноте и молодая свежесть делают ее очень привлекательной.
Мы едем мимо многолюдных пляжей. Останавливаемся у родника. Покупаем инжир у бойких загорелых мальчишек и опять трогаемся в путь. Моя попутчица кормит меня инжиром, неумело сдирая с него тонкую кожуру.
Я оглядываюсь, вернее, скашиваю глаза в ее сторону и опять вижу круглые коленки на коленях лежит ягненок, в его шерстке дремлет маленькая ладонь с накрашенными ногтями. Судя по загару, моя попутчица недавно приехала в наши края.
— Пусть этот человек не отвлекается от дороги,— подделываясь под мой акцент, говорит она.— Иначе мы рискуем не доехать.
— С вами я готов рискнуть.
— Что вы хотите этим сказать? — в ее бойкий говорок вкралась тревога замаскированная показной строгостью. Сколько оттенков в голосе! Моя попутчица насторожилась, она робеет и борется с сомнениями я ей нравлюсь она выжидает, что дальше, и собирается с духом и подо всем этим на последней глубине вечная женская готовность уступить. Чтобы почувствовать это, не надо заглядывать ей в глаза, не надо даже оборачиваться... Едва заметная перемена интонации меняет все. Мы умолкаем, слушая, как между нами в тесноте автомобиля растет удушливое влечение. Чтобы опять заговорить, приходится прокашляться.
