Анжель подал машину к крыльцу, и все вышли из дома. Жакмор замыкал шествие. Он нес мешочки с миндалем в сахаре, монетками и шкварками, которые после церемонии будут розданы деревенским детям и животным.
Небо, как обычно, было ярко-голубым, и сад блистал всеми своими пурпурными и золотистыми оттенками.
Машина тронулась. Из-за детей Анжель ехал очень медленно. При каждом движении няни тафта громко хрустела. Платье было великолепное. Но Жакмор все-таки предпочитал другое, пикейное, которое сидело на ней в облипочку. А в этом она выглядела совершенно по-деревенски.
2 сентября
Тени сгущались вокруг Жакмора. Расположившись за письменным столом, он размышлял. Странная подавленности мешала ему встать и включить свет. Какой, однако, был трудный день, последний день трудной недели, и теперь Жакмор пытался вновь обрести спокойствие души. Все эти дни, полные беготни и суматохи, он почти не испытывал потребности в занятиях психоанализом, но сейчас, когда остался один и расслабился... он почувствовал, как в его душу вновь вползала тревожащая и беспощадная, как дневной свет, пустота. Пустота, лишенная каких-либо чувств. Просто на время она оказалась замаскированной чередой быстро сменявшихся картин последних дней. В полной растерянности, не испытывая никаких желаний, он ждал прихода няни. Стояла сильная жара, и от стен, покрытых лаком, приятно пахло деревом; близкое море смягчало обжигающее дыхание ветра, и его дуновения становились от этого дивно успокаивающими. С улицы доносились крики птиц и пронзительное жужжание насекомых.
Тут кто-то робко поскребся в дверь. Жакмор поднялся, чтобы открыть. Крестьяночка вошла и от сильного смущения остановилась на пороге. Жакмор заулыбался; он щелкнул выключателем и аккуратно прикрыл за ней дверь.
— Ну что? Страшно? — спросил он. И тут же упрекнул себя за вульгарность, но, мгновение спустя, нашел ей оправдание, решив, что никак не мог оскорбить существо вульгарное...
— Вот, садись сюда, на кровать, — предложил он.
— Нет, не могу, — ответила она.
— Ну-ну, — сказал Жакмор, — не надо стесняться, ложись и расслабься.
— Мне раздеться? — спросила она.
— Дело твое. Можешь раздеться, если хочешь, можешь остаться так, короче, веди себя непринужденно... Это все, что от тебя требуется.
— А вы тоже разденетесь? — спросила она, немного осмелев.
— Но, послушай, — возмутился Жакмор, — ты зачем сюда пришла, психоанализироваться или блудить?
Она стыдливо опустила голову, и Жакмор почувствовал легкое возбуждение, столкнувшись с подобным невежеством.
