Жакмор сел на стул.
Ризничий продолжал, задыхаясь от восторга:
— Знаете, когда вы им сказали: «Это церковь, а не лейка», я чуть не упал в обморок. Нет, правда. Что за талант, мой дорогой кюре! Или: «Бог не любит эспарцет». Какое мастерство, а? Подумать только!
— А ведь святая правда! — согласился кюре. — Но не будем задерживать этого господина.
— Я по поводу крестин, — объяснил психиатр.
— Как же, помню, помню, — суетился разомлевший от похвал кюре. — Что ж, мы это по-быстрому. Приходите все к четырем часам. Я позвоню в колокола без двадцати четыре. Непременно по-быстрому.
— Благодарю вас, господин кюре, — сказал Жакмор, поднявшись. — Позвольте еще раз выразить вам мое восхищение. Это было... что-то запредельное.
— О, вот именно это слово, запредельное, — подхватил ризничий, — да-да, мой дорогой кюре!
Кюре был в полном восторге. Прощаясь, он сильно тряс руку Жакмора.
— Очень жаль, что вы так скоро уходите. Я бы с удовольствием пригласил вас отобедать с нами... Но боюсь злоупотребить вашим терпением... — сказал он.
— Да, я в общем тороплюсь. Спасибо, пообедаем как-нибудь в другой раз, — ответил Жакмор. — Еще раз спасибо. Я восхищаюсь вами!
И он быстро вышел из комнаты. В нефе было сумрачно и тихо.
Дождь почти перестал. Снова засветило солнышко. Горячий пар поднимался от земли.
«Таким образом, полную порцию отхвачу, — думал Жакмор, — пару раз за день побываю в храме, а потом, может, лет десять ноги моей там не будет. Или девять с половиной».
Он сидел в холле и ждал. Сверху доносился топот сновавших туда-сюда няни, Анжеля и Клементины. Звук шагов приглушали толстое перекрытие и керамическая плитка. Но вот пронзительные крики кого-то из пачкунов свободно проникали сквозь все препятствия и наматывались на барабанные перепонки Жакмора. Небось, Ноэль или Жоэль. Ситроен не орал никогда.
На Беложо было платье для крестин из розовой тафты с большими лиловыми бантами, черные туфли и черная шляпа. Она боялась сделать лишнее движение и до всего дотрагивалась только кончиками пальцев. Однако уже умудрилась разбить три вазы.
Анжель был одет как обычно. На Клементине — черные брюки и такой же пиджак. Трое пачкунов великолепно смотрелись в атласных кружевных конвертах. Анжель спустился в гараж.
Клементина несла Жоэля и Ноэля, доверив Ситроена няне. Иногда тот взглядывал на мать, и его маленький ротик подрагивал. Он не плакал. Ситроен никогда не плакал. Время от времени Клементина с иронией поглядывала на него и, нарочно поддразнивая, целовала Жоэля или Ноэля.
