Нонка посмотрела на него с улыбкой.
— Не смейся, не смейся! И мы не лыком шиты. Так-то. Я однажды, знаешь, целые ворота пронес на спине от села до леса. Ты еще меня не знаешь! Эге! Я когда-то сох по Иване Тырчидобревой. Ну и женщина была, как скала. Крупная, белая, красная, знаешь, словно пощечин ей надавали. А что за походка! Пендары[3] на груди у нее так и прыгали да позванивали, как колокольчики.
Нонка не могла удержаться от смеха, представив себе их рядом: дед Ламби — маленький и худенький, а бабка Ивана — в два раза больше него и толстая, как бочка.
— Ну, так вот, говорю я. Приглянулась она мне, а на посиделки пойти к ней не решался, со дня на день откладывал. Был я бедняком, видишь ли, а за ней все богацкие сынки увивались. Мучился я, мучился от любви, а потом вдруг решил: хватит! Надел новый кафтан, новые онучи, перевязал их черными шнурками крест-накрест и подался прямо к ней на посиделки. Она сидела в сторонке. Повертелся я, повертелся и, хоть и стыдно мне было, плюхнулся, знаешь, на лавку рядом с ней. И как только сел, язык у меня так и присох к горлу. Другие девушки смотрят на меня и посмеиваются, а меня еще больше стыд разбирает. Ну, тут стали собираться и другие парни, весь дом людьми наполнился. А я сижу возле Иваны пень пнем, шмыгаю носом и все думаю, как бы это начать с ней разговор про любовь. «Слушай, говорю, Ивана, есть у вас собака?» — «Ха-ха, да разве же можно без собаки, Ламби!» — вскрикнула она и засмеялась. А голос у нее, чертовки, звонкий был! Как засмеется, так весь дом трясется. «Ну, а черная у вас собака или рыжая?» — говорю я. «Черная», — говорит и опять хи-хи да ха-ха — понравилось. «Слушай, — говорю я, — привяжите-ка вы ее, а то третьего дня, как проходил я мимо вас, она меня чуть не укусила». — «Уу, ну и укусила бы, ну и съела бы, подумаешь, только тобой все село держится». Ничего я ей не сказал, только показал рукоятку ножа, что был у меня за поясом. «Я ее зарежу, говорю, зарежу и глазом не моргну». Испугалась ли она или что, а только встала и пересела на другое место. На следующий вечер я опять пошел к ней на посиделки. Сердце у меня, слышь ты, так и скачет. Дай-ка, говорю, посмотрю сперва через окно, там ли Ивана. Посмотрел и просто словно что-то резнуло меня изнутри. Тырчи Добри сидит в уголку рядом с Иваной, и о чем-то они нежно так разговаривают. Тут у меня аж в глазах потемнело. Пошел я назад и прямо к ней домой. Снял ворота с петель, взвалил на спину и — в лес.
